Заметив, что Никитин любуется оружием, Яхши-Мухаммед сказал:
— Кинжалы смотришь? Наш хозяин да и многие другие кайтахи — замечательные оружейники. Кайтацкие кинжалы всюду ценятся. Только при хозяевах не хвали оружие, совсем ничего не хвали — сейчас же подарят, а тебе отдаривать-то нечем.
После обильного угощения — жареного барашка, риса, кишмиша, дыни — хозяева оставили гостей отдохнуть с дороги. Но заснуть им не удалось. В сакле было душно, верещали сверчки.
К вечеру снова пришли хозяева и позвали Никитина и Яхши-Мухаммеда на плоскую крышу. Опять принесли угощение — изюм, варенье из дынь и инжира, кислое молоко и солёные лепёшки.
Хозяева из вежливости ни о чём не расспрашивали Никитина. Он молча сидел на краю крыши и смотрел на вечерний аул, туда, где еле виднелась из-за оград и белых домов длинная низкая стена.
Всюду тянулись вверх чуть заметные дымки, пахло горелым кизяком[11]. Скот возвращался в аул, поднимая пыль. Мальчишки выходили навстречу, с шутками и смехом загоняли его в ограды. Никитин подумал, что и на Руси сейчас вечер. Хозяйки готовят ужин, тоже возвращается домой скотина, и пыль, заслоняя закат, поднимается над дорогой. А ребятишки выбирают своих коров овец и, совсем как здесь, в чужой земле, загоняют их во дворы…
На другом краю крыши шла беседа. Яхши-Мухаммед говорил за двоих: рассказывал новости о шахском дворе, о русских, об их странных обычаях и повадках, расспрашивал про родных и знакомых.
Кайтацкие пленники
Настало утро, и Яхши-Мухаммед отправился передавать письмо ширванского шаха.
— Ты никуда не ходи, — сказал он Никитину. — Ты русский, гяýр[12]. В этом доме тебя в обиду не дадут, пословица гласит: «Гостя почти, даже если он неверный». А на улице тебя всякий обидеть может. Подожди!
И опять Никитин стал ждать. Его знобило, клонило ко сну, кости его болели.
В полдень явился Яхши-Мухаммед.
— Всё устроил! — закричал он. — Иди, поднимай своих!
Торопливо перекрестившись, Никитин бросился вслед за Яхши-Мухаммедом.
Пленник. Персидская миниатюре XV века Константном».
Медлительный сторож провёл Никитина и шахского гонца через два маленьких дворика и ввёл их в третий. Дворик был небольшой и чистый, но откуда-то тянулся тяжёлый запах.
— Здесь, — сказал сторож.
Никитин осмотрелся вокруг, но ничего, кроме гладко выбеленных стен и одной двери, в которую они вошли, не было видно.
— Где же? — удивлённо спросил он.
Сторож показал вниз.
Тогда Афанасий увидел три вделанные в землю деревянные решётки.
Никитин бросился к одной из них и припал лицом к щели между брусьями.
— Живы, родимые? — крикнул он; потом перебежал к другой и к третьей яме.
Нестройные голоса ответили из ямы, кто-то зарыдал.
— Отпирай скорей! — кинулся Никитин к сторожу; ему казалось, что тот бесконечно долго возится с замками.
Наконец деревянные решётки были подняты. В ямы спустили лестницы, и один за другим стали выходить наверх заключённые — худые, оборванные, грязные. Они отвыкли от яркого света и закрывали лица руками.
Юша, в драной грязной рубашке, босой и измождённый, кинулся к Никитину и прижался к его плечу.
— Дедушка помер… Дяденька Афанасий, родненький, куда же я-то теперь? Куда пойду, что делать буду? — заговорил Юша и вдруг громко, по-детски всхлипывая, заплакал.
— Ничего, Юша, не пропадёшь, вместе жить будем, — уговаривал мальчика Никитин, поглаживая его грязную русую голову.
— Все вышли? — спросил сторож.
— Все, — ответило несколько голосов. — Двое не выйдут: ещё глубже нас закопаны.
Сторож пересчитал заключенных.
— Одиннадцать, — объявил он, — один лишний. Двенадцать было русских — двое подохло, должно быть десять. Кто лишний? — спросил он.
— Самаркандец лишний, — сказал кто-то из заключённых, и Никитин узнал самаркандского купца Али-Меджида, такого же худого, грязного и оборванного, как и все его товарищи по яме.
— Что стоишь, грязная собака? — крикнул на него сторож. — Ступай, сын свиньи, обратно. Жди, может быть выкупят тебя, а нет — сгноим в яме.
И он подкрепил свои слова ударом палки.
Али-Меджид медленно оглядел всех товарищей по заключению, сторожа, Яхши-Мухаммеда, Афанасия Никитина, горько улыбнулся, посмотрел на небо, на солнце, на зелёную ветку, протянувшуюся во дворик из-за стены, и стал спускаться вниз по лестнице. Когда он исчез в яме, сторож вытянул лестницу и захлопнув деревянную решётку, запер со звоном замок.