— ПВО переправ жидкое, всего по батарее зениток образца 31-го года да по взводу счетверенных пулеметов на каждую. Было всего две шестистволки, да японцы как с цепи сорвались на них, не успокоились, пока не выбили, не считаясь с потерями. Но, раз вы просите, товарищ капитан, пойду вам навстречу. Прикажу Фекленко, чтоб оставил дивизион в распоряжении Смушкевича. А насчет диверсантов… В 82-й дивизии сверхкомплект личного состава. Что останется после восполнения потерь ночных боев, отправлю в ваше распоряжение в Тамцак-Булак.
— Спасибо, товарищ комкор, жизнь прямо на глазах налаживается, — улыбнулся я, видя, что Жуков вновь почувствовал себя командармом, пока мы обсуждали практические вопросы, а просьба моя и вовсе вознесла его на пьедестал уверенности в своих силах и своем положении. — Еще бы инженерно-саперные батальоны в Тамцак-Булаке задержать на время, пока капониры для самолетов не построют…
— Саперы мне здесь нужны! — отрезал комкор, полностью придя в себя и вновь научившись говорить «нет». — Пусть «добровольцы», что вам выделил, роют. Все равно ни на что больше не годны.
— Ладно, разберемся… Товарищ комкор, а что насчет радио? Почему вы его запретили?
— Потому, что от него никакой пользы, кроме вреда! Корпусная радиостанция до Читы не добивает, раз! Между бригадами и ниже, пока зашифруют, пока передадут, пока расшифруют, делегаты связи быстрее добираются, два! Если открытым текстом передавать, то японцы слушают, три! На плацдарме развернута проводная сеть, четыре! Достаточно?
— Допустим… Но как же танковым командирам с ротами, взводами, отдельными машинами в бою связь держать? Как летчикам быть? У них там свои, технические проблемы, но все же? Как артиллеристам корректировать огонь?
— Наверное, погорячился, — скрепя сердце признал Жуков, чем немало меня удивил. — Пожалуй, исправлю приказ. От батальона и ниже пусть говорят в боевой обстановке, когда это необходимо. В прочих случаях — соблюдают радиомолчание. А летчикам — волю. Пусть сами со своей связью разбираются. Вы же хотели, товарищ капитан, чтобы я больше инициативы давал? Довольны?
— Не вполне. В таком виде все хорошо ровно до тех пор, пока не началась маневренная война. Бросите вы, к примеру, подвижные корпуса в обход японцев, как ими руководить, координировать действия? — прищурился я с хитринкой.
— И как же? — вопросом на вопрос ответил Жуков, догадавшись, что ответ у меня уже готов.
— Японцы к войне подготовились хорошо, выучили русский язык. Одного такого говоруна я сам лично три дня назад в плен взял. Но что они будут делать, если передачи открытым текстом будут идти, к примеру, по-армянски? Да с примитивным шифром, вроде танк — баран, батальон — гурт, бригада — отара? У нас же многонациональный союз народов, товарищ комкор! Неужели в армейской группе не найдется достаточно армян, грузин, осетин? И дублировать сообщения шифровками, для практики. Пока японцы с армянским радио разбираться будут, переводчиков искать, ваши связисты оперативно работать уже научатся.
— Ай да чекист, голова! — расхохотавшись, хлопнул меня Жуков по плечу так, что я даже пошатнулся. — Что ж я сразу то к вашему брату не пошел с такой бедой? Ведь конттразведка же! Кому как не им знать, как с разведкой врага бороться! Армянское радио! Ха-ха! — через смех у комкора явно выходило все недавно пережитое нервное напряжение и он все никак не мог успокоиться. Оставшиеся поодаль в траншее командиры, до того делавшие вид, что все нормально и мой разговор с командующим их не касается, стали оборачиваться. — Начальника связи ко мне! — чуть отсмеявшись громко крикнул Жуков, но не удержался и вновь стал хихикать.