Шел я осторожно, стараясь не задевать кусты и не швыркать ногами. И все же мое появление не застало человечков врасплох. Оба они обернулись и закивали, заулыбались - приветливо и ласково заулыбались - и показали на землю. Мол, садись, посиди.
Эти улыбки, наверно, и сбили меня с панталыку.
Вместо того, чтобы присесть рядом и посмотреть, что будет дальше, я простер руку и гаркнул во все, можно сказать, горло:
- Здравствуйте, братья! Привет вам от жителей планеты...- И я назвал свою планету.
Я ожидал, что человечки если не бросятся мне на шею, то, во всяком случае, начнут как-то выражать свое одобрение, восхищение и так далее,ничего подобного.
Они переглянулись, потом поглядели на меня, как на съехавшего с шариков, и... снова переглянулись.
- Дядя Эдуард! - сказал один из них укоризненно.
А другой, ростом поменьше, слегка подался в мою сторону и шепотом добавил:
- Вы нам тут всю рыбу распугаете... А сегодня, между прочим, вообще плохо клюет. Десяток окуней, семь или восемь чебаков, две щучки - вот и весь улов.
- Да-а, нежирно! - сказал я нарочито небрежным тоном и почувствовал, что обливаюсь холодным потом.
К счастью, волосы мои еще не просохли, и человечки, должно быть, подумали, что это не пот, а вода.
Я умолк и, отступив в сторону, присел на песок.
Огольцы, как я называл человечков про себя, по-видимому, решили, что я внял их просьбе и молчу, чтобы не мешать им рыбачить. Увы, они ошиблись. Я молчу, потому что лишился способности говорить. Вот так планета, елки-моталки,- думал я,- и живые существа как существа, и лопочут по-русски. Не по-немецки или, скажем, по-испански, а именно по-русски. И меня назвали по имени - как будто тысячу лет знают.
Я сидел, обняв колени руками (моя любимая поза), и наблюдал за моими новыми знакомыми.
Должен заметить, что природа и здесь проявила удивительное благоразумие. Ничего лишнего! Голова как голова - волосы, два уха, нос, два глаза, рот, полный зубов... Ниже идут шея и туловище, прочно сидящие на двух ногах-подставках. Я смотрел, что называется, в оба, но ничего такого, что, с моей точки зрения, уродовало бы фигуру, не обнаружил. Меня заинтересовали руки - как они здесь? И руки были как руки. Их держательные и хватательные функции были развиты достаточно хорошо.
И одеты человечки были, я бы сказал, по-земному.
На обоих трусы (или короткие брюки, как хотите назовите) почти до колен, с кармашками спереди и сзади, и рубашки с очень короткими рукавами, не майки, как мне показалось вначале, а именно рубашки,- у нас на Земле их называют теннисками. Материя обыкновенная - трусы (или брюки) темно-серые, кажется, льняные, с лавсаном, а тенниски голубые, в коричневую полоску.
Удилища, как и у нас на Земле, были бамбуковые, а лески - капроновые. Невдалеке я заметил банку с червями и какую-то коробочку, вроде бы из-под монпасье, яркую такую, красную с желтым... Меня, конечно, сразу заинтересовало, что в той коробочке. Улучив удобный момент, я подполз и увидел крючки. И какие крючки! Кованые, вороненые, остроносые! У нас таких крючков ни за что не достанешь.
- В сельмаге? - Я кивнул на коробочку.
- Как бы не так! - передернул плечами более рослый оголец.Австрийские... А здесь,- он похлопал себя по кармашку,- французские и бельгийские. Дядя Алексей привез... Из-за границы.
"Дядя Алексей... Это какой же дядя Алексей?" - подумал я, как будто речь шла о нашем, земном дяде Алексее. Дядей Алексеев в деревне было трое или четверо, ко за границей никто из них не бывал. Какая там заграница, когда они в райцентр и то лишь по самой крайней нужде ездят. Разве капитан Соколов, Фросин брат?.. Но это было бы уж слишком,- чтоб и здесь была Фрося, а у Фроси - брат! Не хватало еще, чтобы этот брат оказался еще и летчиком-истребителем.
И вдруг послышались шаги, и из кустов вышел третий человечек. Росточком он был еще меньше, чем первые двое, но одет точно так же, как эти, только на голове у него вдобавок возвышалось какое-то странное сооружение, что-то среднее между пилоткой и беретом.
Впрочем, немного спустя, когда человечек снял свое нескладное сооружение, я увидел, что это не берет, не пилотка, а самый обыкновенный мешок, причем старый мешок, с дырками,- потому-то, должно быть, человечек и употребил его в качестве временного головного убора.
И тут случилось... Но не волнуйся, читатель, ничего страшного не случилось. Меня никто не укусил, и я ни на кого не бросился с кулаками. Просто третий оголец (скоро выяснилось, что зовут его Сашкой) вдруг сказал:
- Дядя Эдуард, вы же на курорте! - и вопросительно посмотрел на меня.
- Гм... На каком курорте?
На душе защемило. Вот оно, начинается! - подумал я. Вот сейчас, сию минуту, и откроются тайны, перед которыми побледнеют все человеческие фантазии.
И правда, Сашка (так и мы будем звать третьего огольца) шмыгнул носом и сказал:
- На каком! На самом обыкновенном! Вам же путевку дали. За сенокос. Вы что, забыли? - В голосе Сашки прозвучали недоверчивые нотки.
- А-а, за сенокос! Ну и что из того?
- Да ничего... Вот только удивительно, как вы здесь очутились... Уж не сбежали ли оттуда? - И он кивнул через плечо, должно быть, в сторону здешнего курорта.
Вот оно что, подумал я, вон каким фертом все обернулось. Чего-чего, а такой встречи и, главное, с такими инопланетными разумными существами я не ожидал.
Я был рад невольной Сашкиной подсказке (спасибо тебе, дорогой мой оголец) и ухватился за нее, как утопающий за соломинку.
- Сбежал, сбежал, Сашка. Конечно, сбежал! - засмеялся я радостно и, заложив руки за спину, прошелся туда-сюда вдоль берега.
Ну и планета! Здесь, кажется, не только все как у нас, а еще и лучше гораздо. В самом деле, с тех пор, как я живу, мне никто не предлагал поехать на курорт.
А здесь... Гляди ты! Жатва на носу, а его, Эдьку Свистуна (здешнего Эдьку Свистуна, разумеется), на курорт отправили. Легко тебе живется, братец!
Меня вдруг осенила великолепная идея. Если Сашка и эти огольцы принимают меня за здешнего Эдьку Свистуна, значит, и все остальные примут. Вряд ли следует говорить, как это важно для науки. Представьте, ихтиолог превратился (на время, разумеется) в кита, акулу, дельфина, наконец в селедку и кильку, орнитолог - в попугая, ворону, грача, скворца, воробья, физик - в молекулу, атом, протон, электрон или какую-нибудь совсем уж ничтожную, не различимую даже в увеличительное стекло частицу... А? За несколько дней мы узнали бы о живой и мертвой материи больше, чем за все предыдущие столетия.
- Ты скажи, какой дорогой вы ходите на озеро?
Самой короткой или самой длинной? Прямиком или в обход? А может, с ветки на ветку прыгаете? - сказал я тем же радостным и вместе с тем непринужденным тоном.
Огольцы посмотрели на меня подозрительно. Один из них, самый рослый, позабыл об удочке (поплавок в это время запрыгал отчаянно, как будто его топили и не могли утопить), разинул рот и, округлив глаза, ощупал меня взглядом с ног до головы. Я смекнул, что зарапортовался, и прикусил язык.
- У тебя клюет,- сказал Сашка самому рослому.
Тот глянул на поплавок, легким, едва заметным движением сделал подсечку и стал тянуть. На песке забилась довольно крупная рыбина, похожая на щуку. Рослый оголец подхватил ее за жабры и сунул в корзину, из которой торчали космы травы.
- Вы, дядя Эдуард, в этом бору не были, что ли? - сказал Сашка, тоже оглядывая меня с ног до головы.
Мне это не понравилось, по правде сказать.- Может, вас подкинуть? добавил он, показывая куда-то за кусты.
Я обернулся и увидел прелюбопытнейшую машину, похожую на инвалидную коляску, только, разумеется, гораздо изящнее. У нее были мягкие округлые формы, шароподобные колеса (два спереди и два сзади) и какойто месяцеобразный рычаг управления. Меня так и подмывало подойти поближе и заглянуть в машину - что там? - но я отказался от этой мысли. "Еще успею",подумал я, делая вид, будто такие пустяки, такие детские игрушки меня совершенно не интересуют.