Меня страшно интересовало, как отреагируют мальцы-огольцы. Вот почему, доведя рассказ до точки, я замедлил шаги и вперил в них взгляд. Увы, лица мальцов-огольцов ничего не выражали, ни печали, ни радости, как говорится.
- Вот и все,- сказал я, надеясь все-таки раскачать, расшевелить их. Но на мальцов-огольцов и эта фраза (а она прозвучала как вызов) не подействовала.
Тогда я спросил: - А как здесь, на вашей планете?
И тут выяснилось, что на этой планете и в случае с Шишкиным... Георгием Валентиновичем Шишкиным все гораздо, гораздо проще. Встретились, обнялись...
Прошлым летом мать приезжала. Мать Шишкина, разумеется. Погостила недельку и снова уехала. И никаких особых конфронтации со стороны Лизаветы Макаровны никто не заметил, даже соседи.
- А зачем она приезжала?
- Не знаю,- стал в тупик Сашка.
Федька тоже не знал. Что касается Гоши, то того можно было и не спрашивать. По наивно-простодушной улыбке, не сходившей с его лица, нетрудно было догадаться, что он очень далек от подобных историй.
- Эх вы, гуси-лебеди! - Я толкнул Сашку в бок, что доставило ему немалое удовольствие, и мы расстались. Мальцы-огольцы пошли копать червей, чтобы затем податься на рыбалку, а я свернул в контору, где меня ждали, должны были ждать батя Петр Свистун, учитель здешней истории Андрей Фридрихович и председатель колхоза "Красный партизан" Иван Павлыч.
IV
Контора была как контора. Единственное, что ее отличало от нашей и что бросалось в глаза,- это малолюдье. У нас ведь повернуться негде. Стол к столу, за каждым столом чин, а кому за столом места не хватило, тот устроился сбоку, в надежде со временем улучшить свои позиции.
Здесь ничего похожего. В бухгалтерии я застал лишь одного человека, сидевшего у пульта какой-то очень сложной машины. Человек, внешне напоминавший нашего главбуха, нажимал на блестящие белые, красные и синие клавиши, и в ответ загорались какието огни, судя по всему, условные знаки. Бухгалтер реагировал на них очень своеобразно: то пожимал плечами, то качал головой, то начинал топать ногами.
В приемной сидела Даша и печатала на машинке.
Впрочем, печатала - не то слово. Вернее будет сказать, что машинка сама печатала. Даша сидела в удобном кресле сбоку, перед микрофоном, и диктовала не очень громко, а машинка в это время шпарила так, что треск стоял.
"Механизация, черт побери!" - подумал я, не зная, входить или погодить.
Когда я заглянул в бухгалтерию и сказал: "Привет!" - главный бухгалтер и ухом не повел. Общение с арифметическим агрегатом, видно, доставляло ему истинное удовольствие. А как Даша? Я переступил порог и проделал тот же несложный маневр, то есть слегка кивнул и сказал:
- Привет! - и стал ждать, что будет дальше.
Реакция последовала незамедлительно. Даша нажала на какую-то клавишу, треск прекратился. Потом она повернулась ко мне всем своим девичьим телом, как бы выставила себя напоказ, и кивнула на один из стульев.
Надо заметить, одета Даша была совсем уж из ряда вон. Как я уже говорил, на этой планете вообще предпочитают одежду облегченного типа. А Даша... Даша, по-видимому, оставила далеко позади даже все нормы ультрасовременной здешней моды. Она была в полупрозрачной кофточке, которая прикрывала только грудь - живот оставался голым,- и в короткой юбке, вернее сказать - юбочке, которую я не сразу и разглядел - до того она была коротка...
- Спасибо, я на минуту. Иван Павлыч у себя? - Я тоже кивнул, но не на стул, а на дверь, что вела (я знал это) в председательский кабинет.
- Только что ушли. Все трое. И вам велели идти. На квартиру к Ивану Павлычу.
Я заглянул в кабинет и поразился до крайней степени. Это был не кабинет, а центр дальней космической связи, ни дать ни взять. Вдоль глухой стены тянулись довольно изящные аппараты, на которых было написано четкими бело-эмалевыми буквами: "зоотехник", "инженер", "агроном", "первая бр.", "вторая бр." и так далее. "Вот оно что!" - подумал я и, подойдя к аппарату с надписью "инженер", нажал пальцем на кнопку. Аппарат вздрогнул, затем раздался голос:
- Одну минутку. В РТМ инженера нет. Одну минутку. В первой бригаде тоже нет. Одну минутку. В третьей...- Тут аппарат сделал паузу, точно для того, чтобы набрать в легкие воздуха, и тем же бесстрастным тоном продолжал: - И во второй, и в третьей тоже нет. Одну минутку. В четвертой...
Я нажал на желтую кнопку, расположенную несколько ниже красной, и голос умолк.
Вот это руководство, подумал я. В любой момент можно узнать, кто где сейчас находится и чем занимается. Инженер, агроном, бригадир... Здорово, не правда ли? Я обошел все аппараты, а их было порядочно, и вдруг вспомнил про тот лужок, про наш, земной, разумеется...
Должен заметить, что судьба того лужка меня страшно занимала. И дело не в самих полутора гектарах - дело в принципе, если угодно. "Пахать или не пахать? Вот, елки-палки, вопрос ядреный!" Чтобы выяснить все до конца, я подошел к аппарату, на котором было написано "первая бр.", и решительно нажал на красную кнопку. И опять - дрожь, легкое шуршанье и сначала бесстрастный, я бы сказал - машинный, а потом и вполне нормальный, то есть человеческий голос:
- Одну минутку. Бригадир сейчас подойдет... Одну минутку. Бригадир берет трубку.- И после секундной паузы: - Я слушаю!
И на экране сверху (признаюсь, экран-то я не сразу и заметил) вдруг появилось четкое изображение. Мужчина лет тридцати пяти стоял в поле, возле подернутых желтизной кустов акации, и смотрел прямо и независимо.
- Как насчет того лужка? - выпалил я.
- Какого лужка? И кто это говорит?
- Ха-ха-ха! Он делает вид, будто ничего не понимает! Так я тебе и поверил!
- Кто говорит? И что за шуточки?
- Говорит человек с планеты Земля,- уже серьезно продолжал я, подмигивая аппарату.- Меня интересует очень, очень, очень важный вопрос: как тот лужок, что за Лебяжьим озером? Да вы знаете, о чем речь.
- Что за шутки, Эдя? - возмутился бригадир.
- Это не шутки. Это вполне, вполне, вполне серьезно. Меня страшно волнует судьба того лужка, что за Лебяжьим озером. Пахать или не пахать?
- Не валяй дурака! - вырвалось из аппарата, как бы стрельнуло в самое ухо.
Я ткнул пальцем в желтую кнопку. Аппарат отключился.
- Вот так-то, Дашенька,- сказал я, возвращаясь в приемную.
Даша сидела в той же непринужденной позе, подевичьи кокетливо поджав ноги, но в глазах у нее появилось новое выражение. Если раньше, буквально минуту назад, она смотрела на меня загадочно, почти обещающе, то теперь взгляд ее стал каким-то настороженным.
- Здорово, а? - Я кивнул в сторону, где стояли аппараты.- Мол, человек с планеты Земля... А? Пусть знает наших! А то: "Бригадир, бригадир!" Видали мы бригадиров!
И с этими словами я вышел из приемной и спустился вниз, перешагивая через ступеньку. Я тогда не думал и не гадал, что и эта, в сущности, невинная выходка будет взята на заметку как существенная улика.
Дом Ивана Павлыча я нашел не сразу. С панталыку меня сбило легкое, я бы сказал, воздушное сооружение в конце проулка, как раз на опушке соснового бора. Мезонина кому-то показалось мало, и он вдобавок прилепил всякие балкончики и верандочки. Не дом - игрушка.
"Ну, ясное дело, тут и гадать нечего",- подумал я, прямым путем направляясь к двум великолепным тридцатипятиметровым березам, которые смыкались вершинами, образуя ворота. Так сказать, естественные ворота.
Еще издали я услыхал детские голоса. Трудно было поверить, что у здешнего Ивана Павлыча такая орава детей... И правда, подойдя поближе, я увидел, что дом с мезонином - не частное жилье, а детский сад. Во дворе стояли девушки в длинных халатах. Возле каждой толпилось пять-шесть ребятишек. Девушки (это были воспитательницы) о чем-то переговаривались, а ребятишки прыгали, бегали, словом, выделывали всякие штуки.
- Молодой смене - гип-гип-ура! - громко сказал я, вскидывая руку.
Возня прекратилась, голоса стихли. Самая старшая из воспитательниц (ей было лет двадцать пять - двадцать шесть) вдруг проворно вскочила на какое-то возвышение возле трибуны и трижды взмахнула руками.