Бабка ещё раз погрозила Василисе и скрылась за стволом ближайшей липы. Когда девушка выбежала на дорогу, нам уже никого не было. Пожав плечами, она вернулась к могиле, прикопала обратно папоротник, воткнула в него забракованные до этого гвоздики, удовлетворённо оглядела инсталляцию, и сказала:
— Вот так для тебя, наверное, ещё противнее будет. Так что оставайся уж, где есть. Надеюсь, что тебе там хорошо. Думаю, что и мне когда-нибудь станет хорошо. Пламенный привет!
Она отсалютовала всё так же открыто улыбающемуся на памятнике Максу, и вновь вышла на дорогу. Естественно, до входа её никто не подвёз — тележки пролетали переполненные. Автобус пришёл только через сорок минут, брать его пришлось штурмом и всю дорогу стоять зажатой в углу.
На Планерной Василиса вывалилась просто никакая, сначала подумала, не посидеть ли немного в кафе, прийти в себя, потом вспомнила унылый полутёмный фудкорт в торговом центре, и решительно поковыляла к метро. В вагоне тут же задремала и очнулась только от пронзительного детского вопля: — Приехали.
Вскочила, ошарашенно оглянулась вокруг, и, захваченная стадным инстинктом, зачем-то вышла на перрон вслед за толпой родителей с детьми. Только там осознала, что Полежаевскую свою давно проехала, а это — аж Баррикадная. Судя по возбужденным детским крикам, собирались они все в зоопарк. И Василиса решила тоже впасть в детство и посмотреть, наконец, как выглядят нормальные волки и пумы, Змеев-то Горынычей там наверняка нет, пусть и одноголовых. Или это опять давешняя бабулька её направляет? Ну, и ладно!
Немного поблуждав по дорожкам, она наконец-то вышла к нужному вольеру, сделав два или три лишних круга. В клетке огромный красавец пум — или как там самцы называются? — трогательно ухаживал за совсем мелкой самочкой. Та принимала покусывания и лёгкие толчки без возражений, но достаточно равнодушно.
Перед клеткой в одиночестве застыла девочка лет пяти, вся в оборочках и бантиках, завороженно уставившись на процесс кошачьего флирта. Василиса огляделась, пытаясь вычислить её родителей, и мгновенно опознала маму. Это оказалась не сложно, потому что девочка была привязана длинным шарфом за поясок платья к ручке сумки, надетой на плечо погружённой в чат молодой женщины. Время от времени, не отрываясь от телефона, ответственная мамаша шарф подёргивала, чтобы убедиться, что ребёнок на месте.
Девочка выглядела вполне довольной своей участью, поэтому Василиса вмешиваться не стала. И очень быстро пожалела об этом, потому что предприимчивая девица, отвязав свой конец шарфа, прикрепила его к соседней скамейке, и удалилась. Вернулась она минуты через три, с мороженым, привязала поводок на место и опять застыла перед клеткой.
Потом она подняла взгляд на Василису, дёрнула её штанину и с интересом спросила:
— Тётя, а откуда ещё одна киса взялась?
— Наверное, в домике пряталась, — ответила девушка, разглядывая вновь прибывшую — ну, вылитая Тави.
Пума плавно подошла к решётке, поймала взгляд Василисы, и рыкнула:
— Возвррращайся, срррочно!
Василиса замерла, не отвечая на детские вопросы о том, что «киса сказала», потом с подозрением уточнила:
— Тебя тоже за мной прислали?
Тави оскалилась, отчётливо артикулируя, прорычала «Дуррра» — к восторгу юной зрительницы, и отошла к сладкой парочке. Первой по морде получила самочка, истерически зарыдавшая и скрывшаяся за домиком. Самцу досталось больше — а он и не сопротивлялся, только ухмылялся во всю пасть.
Василиса не стала дожидаться окончания явно семейной разборки, и пошла к выходу, раздумывая, как Тави ухитрилась попасть в клетку зоопарка, и на кого она бросила своего котёнка, и зачем сандальная кошка потребовала, чтобы она в Тридесятое царство возвращалась, и почему срочно, и что бы всё это могло означать…
В итоге решила девушка воспользоваться классическим, уже веками проверенным рецептом, и подумать об этом завтра. Вопросов для обдумывания стало больше после вечерних новостей, в которых захлёбывающая словами журналистка рассказывала о похищении из Московского зоопарка самца пумы, лишь на прошлой неделе полученного из вьетнамского зверинца. В кадр лезли свидетели, выдвигавшие самые фантастические версии, прозвучал даже вариант Василисиной юной знакомой: с очень серьёзным лицом девочка поведала, что сначала пришла ещё одна тётя-пума, всех побила, и ушла с дядей-пумой. Правда, веры особой словам этой свидетельницы не было, в основном из-за дополнительной информации о том, что тётя-пума всех обозвала «дуррой». Микрофон перешёл к мужику, который начал рассказывать о подозрительном фургоне, на чём Василиса телевизор и выключила.
Она походила по комнате, приговаривая «завтра, всё завтра», и легла спать.
Проснувшись в очередной раз на рассвете, Василиса, не вставая, взглянула в окно — что там с погодой? Но первое, что она увидела, был довольно большой, листьев на шесть, росток дуба, вылезший из только вчера посаженного жёлудя и тянущийся к весеннему солнцу.
Глава 10. Златая цепь на дубе том…
Стремительное прорастание жёлудя Василису не особенно поразило — то ли способность к удивлению за последние дни атрофировалась, то ли сознание научилось находить во всех чудесах некую логику. Вот что может быть ничего удивительного в том, что волшебный жёлудь дал волшебный росток? Ах, да, она же там ещё и палец оцарапала! Естественно, что растение, политое кровью хозяйки, будет развиваться намного быстрее.
Василиса села на кровати и потрясла головой:
— Какой бред! Совсем с ума спрыгнула с этими приключениями. Скоро буду, как местные, при любом чуде плечами пожимать — ну, чудо, подумаешь… А что ещё в сказке должно быть?
При ближайшем рассмотрении деревце показалось ей совсем обычным — такие годовалые проростки в любом подмосковном лесу на каждом шагу. Василиса погладила нежные листочки, и подумала, что получилось у неё какое-то недочудо: было бы настоящее — так и дуб был бы кряжистый, настоящий, с пышной кроной, только уменьшенный во много раз. Она вздохнула, пощупала землю — совсем сухая. Это её тоже не удивило — если деревце так выросло, понятно, что всю воду и выпило.
Она не удержалась и ещё раз пропустила нежный листочек между пальцами, но при этом наставительно заметила:
— Что так быстро растёшь — это правильно. Только вот сказка — сказкой, а водичка-то — по счётчику.
Листочки задрожали, как будто поняли намёк. Василиса улыбнулась:
— Да что ты такой пугливый! Шучу я, сейчас полью, не переживай. Только уж и ты постарайся, — Василиса неопределённо повела рукой, — расти, как положено, тебе виднее — как. А там посмотрим, в лес тебя пересаживать, или дома оставить.
Василиса посмотрела на часы и начала спешно собираться в институт — консультацию пропускать не хотелось, тем более, что была некоторая надежда получить зачёт автоматом. Она покосилась на так и не разобранный мешок, вытащила из шкафа чистые джинсы, и обнаружила, что два дня пирожковой диеты даром не прошли — не то, чтобы не застёгивалось или тянуло, но было как-то неудобно. Или это ей чувство вины внушило?
Она пару раз наклонилась, присела на кресло — нет, вроде бы нормально. Всё равно — с пирожками нужно завязывать, хотя это будет не сложно: сказочных здесь не добудешь, а местных много не съешь. Процесс выбора майки затянулся надолго: какие-то они все были легкомысленные и с арбитражным процессом монтировались плохо. В итоге Василиса вытащила из мешка блузку в цветочек, встряхнула — надо же, совсем не измялась — и решила, что вот она будет в самый раз. Правда, половина однокурсниц наверняка появится в строгих офисных костюмчиках, а она подлизываться к стервозной профессорше не станет, вот косу в узел на затылке замотает — и хватит.
Посмотревшись в зеркало, Василиса решила, что, во-первых, выглядит она сегодня великолепно, и, во-вторых, своим джинсово-пасторальным видом явно нарывается на неприятности. С другой стороны, если вчерашний проход по городу в костюме ряженой уже стал достоянием общественности — хуже уже точно не будет.