Лицо у него слегка порозовело, и опять стало обиженным и красивым.
Василиса немного полюбовалась, впервые заметив и резко очерченные губы, и длинные, совсем девчачьи ресницы, повела взгляд вниз, потом строго приказала себе прекратить эту порнографию, и почти сразу послушалась. Григорий, видимо, почувствовал взгляд, открыл глаза, посмотрел на девушку как обычно — спокойно и ласково — и забеспокоился:
— Ты с ума сошла — такой холодной водой мыться, да ещё и с мокрыми волосами бегать.
— Ты ещё скажи «шапку надень». А мылась я тёплой, там, оказывается, рычажок был. Не смотри на меня так — я, честно, не знала, мне хозяйка только сейчас показала, когда на твой визг прибежала. И волосы у меня быстро сохнут.
Демонстративно взмахнув хвостом и поморщившись, когда он с влажным плюхом хлестнул её по спине, девушка поставила возле Гриши баклажки и предложила:
— Ну, идём прямо сейчас?
Григорий сгрёб вожделенный напиток и, пытаясь встать с занятыми руками, согласился:
— Идём. А куда?
Василиса задумалась, потом начала истерически хохотать, отступила на шаг назад, споткнулась, и свалилась чуть ли на колени к Грише. Он ловко перехватил девушку в полёте, усадил рядом и, дождавшись, когда она немного успокоится, спокойно поинтересовался:
— И что я смешного сказал?
— Это не ты — смешного, это я только сейчас сообразила, что не знаю, куда идти. Отправились бы сейчас в никуда.
Гриша почесал затылок:
— Да, проблема. Я так понимаю, что ты можешь переноситься только туда, где уже была?
Василиса неуверенно кивнула:
— Вроде бы, да. Хотя в Лисс я как-то попала, просто по названию. Правда, в детстве я чуть ли каждую здешнюю улочку знала и описать могла, пожалуй, лучше, чем переулки по дороге в школу. Наверное, нужно или побывать там, или видеть. Ну, ты понимаешь…
— Понимаю. Единственное, что придумывается — я тебе нашу деревню опишу.
— Так нам не в твоё Крёкшино нужно, а в то место, откуда ты сюда попал.
Гриша замялся, и начал невнятно объяснять, что на сказочной стороне — тоже вроде бы как их деревня, родственники живут, и народ время от времени туда-сюда ходит, но редко — только когда у лешего настроение хорошее.
Василиса, отстранившись от Гриши, сухо спросила:
— И ты ходил? Туда-сюда?
— Ну, да.
— И никому не рассказал?
— Так как-то у нас не принято о таком рассказывать.
— Понятно. И после этого ты Ингу обвиняешь, что она тебе про хутор не рассказала? А ты нам — не слова, даже когда мы в этот сказочный тур отправились.
Гриша сделал наивное лицо:
— Так меня никто не спрашивал.
Но Василиса отступать не собиралась:
— Ты мне тут Чука с Геком не изображай — «нас не спросят — мы не скажем». Не ты ли несколько раз декларировал по поводу «правды, всей правды и ничего, кроме правды»?
Ответ заставил девушку пожалеть, что она вообще затеяла этот разговор:
— Есть разница между сохранением чужих тайн и откровенным враньём. Да, я с детства ходил в Тридесятое царство, и с Галем знаком лет с десяти, когда они с отцом к нам приплыли ещё на старой шхуне, «Морском коньке». А теперь он сам из нашего мира контрабанду возит. Тебе-Хранительнице я это могу рассказать, а остальным — нет. И за Ингу не переживай, разберёмся.
Помолчав, Григорий добавил:
— У тебя теперь ведь тоже секреты есть, о которых всяким разным знать не положено. Вот я о них и не спрашиваю. И о Максе не спрашиваю.
Василиса пожала плечами:
— Да секретов особых нет. Приключений за последние два дня набралось — на полжизни бы хватило. А с Максом мы поговорили, и, вроде бы, договорились. Он, когда тонул, любовь всей своей жизни встретил, и теперь русалом трудится, а девушка у него нервная и с буйной фантазией, вот и устроила. Так что теперь могу спокойно плавать — хоть в море, хоть в бассейне. Достаточно информации?
— А приключения?
— Хм, приключения разнообразные. Иван-царевич и племянник Кощея внезапно захотели на мне жениться. Девушка Ренара меня отравила, чем-то там от чёрного лотоса…
Гриша вздрогнул и развернул девушку лицом к себе:
— Росой? Но ведь от неё…
— Ага. Я и умерла, так что ты с зомби общаешься. Боишься?
Сжав её плечи, Гриша сдавленно даже не прошептал, а прошипел:
— Никогда, слышишь, никогда не шути со мной так!
Испугавшись, Василиса отстранилась и затараторила:
— Да ничего страшного не случилась, меня специально обученная японская кошка-оборотень спасла, я с ней по дороге познакомилась. Если нужно будет, она всех оживит, ей только перепрыгнуть — и все воскресают, а теперь она ещё и на попугаях натренируется… Вот и Ликси может подтвердить.
Материализовавшаяся Ликси ничего подтверждать не стала, а сварливо поинтересовалась:
— Вроде бы кто-то куда-то собирался? А то чуть ли не час уже тут сидите.
Обрадовавшись смене темы, Василиса покаянно призналась:
— Не знаю я, как в Гришину сказочную деревню попасть, я там не была и вообще не представляю…
— А он, — кошка уже забралась к парню на колени и успокаивающе урчала между фразами, — рассказать не может?
— А я так смогу — по рассказу?
Немного подумав, Ликси скомандовала:
— Возьмитесь за руки и закройте глаза. Теперь он пусть рассказывает, ты — старайся представить, а я помогу.
Окутав сцепленные руки как живая муфта, она скомандовала, — Начинай, — и как-то странно заурчала.
Василиса, зажмурившись, слушала тихий голос, напевно рассказывающий про стоящие на высоком берегу рубленые избы, все в яблоневом цвету, про заливные луга внизу, сплошь заросшие цветами, доходящими до золотого песчаного берега, про светлый берёзовый лес на другой стороне речки и десяток вековых сосен у обрыва. А ещё про шум морского прибоя, иногда доносящийся по ночам из-за холмов, и витающий над селением аромат только что выпеченного хлеба, оттенённый слабыми нотками скошенной травы и лениво текущей, разогретой солнцем сосновой смолы…
Василиса честно зажмурила глаза изо всех сил и сжала Гришину ладонь — но ничего не увидела, перед глазами поплыли цветные круги, превратившиеся в сплошное чёрное пятно. Ликси начала перемещаться по сплетённым рукам, и замурлыкала так, что звук начал вибрировать глубоко под кожей. Девушка расслабилась, прислонилась к надёжному плечу и чуть приоткрыла глаза — чтобы не было так темно.
Через густые ресницы сначала прорвался яростный жёлтый цвет, за ним — изумрудный и небесно-голубой. И запахи были неправильные — никакого хлеба, а цветущий бярышник и полынь. Она стоит на середине пологого зелёного склона, а снизу, с цветущего луга, к ней идёт улыбающийся Гриша и несёт в вытянутых руках целый сноп ромашек с редкими сиреневыми колокольчиками.
Радостно рассмеявшись, Василиса бросилась навстречу и, налетев на парня, чуть не сбила его с ног — для того, чтобы не покатиться вместе с девушкой к реке, ему пришлось, поймав её на лету, сесть на землю. Ромашки рассыпались, и Василиса, оказавшись у Гриши на коленях, широко распахнула глаза, огляделась и возмущённо спросила:
— И что это ты мне показывал? Вместе с кошкой, моей кошкой, между прочим…
Григорий, широко улыбаясь, посоветовал:
— А ты посмотри вокруг.
Оглядевшись, Василиса чуть не провалилась сквозь землю: она так и сидела на весьма удобных коленях, но не на зелёном склоне, а посреди пыльной улицы. Ромашек не было, вместо них Гриша чудом удерживал в одной руке две баклажки с пивом, а от ближайшей калитки к ним ковыляла древняя бабка, потрясая клюкой.
Одним текучим движением поднявшись на ноги вместе с Василисой и пивом, Гриша поставил её на ноги, схватил за руку и потянул за собой:
— Бежим!