— С днём рождения!
Василиса подарок приняла, понюхала и спросила:
— Завтрак — это тоже ты?
Гриша гордо кивнул, а девушка рассмеялась:
— У тебя, между прочим, на носу тоже сливки. И на волосах.
Она остановила руку, которую парень уже начал поднимать к лицу, оторвавшись от её талии:
— Не смей продукт переводить! С меня — так слизал…
Встав на цыпочки, Василиса потянулась к носу, на котором, если правда, сливок почти и не было, но немного не достала, уткнулась в губы и через мгновение они уже самозабвенно целовались. Ликси, бдительно наблюдавшая за парой с подоконника, довольно фыркнула и деликатно спрыгнула в комнату, не забыв прихватить с собой остатки ветчины.
Уход кошки Василиса с Гришей даже не заметили, как и слегка завибрировавшую говорилку. Только когда жёлудь затрясся и истерически заверещал, Василиса отскочила в сторону и попыталась членораздельно ответить на традиционный бабушкин вопрос:
— Ты почему такая растрёпанная?
Не отрывая глаз от Гриши, девушка с удивлением спросила:
— А я растрёпанная?
Гриша виновато развёл руками, и это помогло придумать новый вариант ответа:
— Только что встала.
— А красная такая почему?
— На солнце вчера перегрелась.
Бабушка смотрела недоверчиво, но от продолжения допроса воздержалась и плавно перешла к поздравлениям, а после них огорошила требованием не позже, чем через час, прибыть к ней для предварительного празднования, получения подарков и ещё для массы мероприятий, которые нужно будет ещё предварительно обсудить.
Василиса клятвенно обещала не опаздывать и причесаться, посмотрела на Гришу и расстроенно сказала:
— Ну, вот!
Гриша мгновенно оказался рядом, уткнулся в макушку, и расстроенно признался:
— И мне тоже нужно идти.
— Экзамен?
— Да нет. Ты сядь подальше, чтобы я вообще мог говорить, и я каяться буду?
— Что ты успел натворить?
— Ты только не сердись, ладно? У меня просто выхода другого не было.
— Да что ты сделал, в конце концов? Кого-нибудь пришиб?
— Хуже. Я монетку твою продал. Анатолю. Вернее, обменял — на квартиры для Инги и для меня.
Василиса помрачнела:
— И как она?
— Не знаю. По-моему, осталась не очень довольна — хотела на Красной Пресне, а получилось только в Печатниках.
Пересев поближе, Василиса прижалась к плечу, и грустно сказала:
— Вообще-то я немного другое имела в виду. Как она восприняла — ты ведь ей сказал, да? А она ведь на свадьбу надеялась…
— Не надеялась, а рассчитывала. Это немного разные вещи. И вообще, как выяснилось — я был запасной вариант, пока ничего получше не найдётся.
Василиса попыталась возмутиться, но Гриша остановил её:
— Не нужно. Я сам виноват. Когда понял, что ты на меня никогда не посмотришь — тоже ведь запасной вариант выбрал, первый, какой подвернулся. Так что не нужно Ингу осуждать, я и сам не лучше. Ты вот не разменивалась…
Кивая в такт покаянным словам, Василиса одну руку так и оставила зажатой в Гришиной лапе, а свободной рассеянно вытаскивала из травы щепочки, мелкие веточки и сухие листочки. Критически оглядев жалкую кучку, она констатировала:
— Значит, нужно костёр развести, только ещё веток нужно.
Гриша замолк на полуслове, потряс головой, и тоже уставился на собранное топливо:
— Костёр? Зачем?
— Как зачем? Костёр прогорит, мы пепел соберём и будем голову посыпать. Сначала себе, потом — друг другу.
— Ты хочешь сказать…
— Уже сказала. Мы все ошибаемся — и когда что-то делаем, и когда от чего-то отказываемся. И о том, чего не было, жалеем больше. Наверное, это у нас семейное. Да, ты в курсе, что мы с тобой дальние родственники? Твой прапрадед и мой…
Гриша отпустил Василисину руку и отодвинулся:
— Да, были братьями. И это ещё одна причина, почему я в сторону отошёл.
— Глупость какая! Это такое дальнее родство, что его, можно считать, и нет!
— Да не в этом дело. Просто слишком сильно наши семьи разошлись — твоя в сказочную элиту входит, а мы как были дикими лесовиками, так и остались. Так что, сама понимаешь, внучка главы Совета и потомок захудалой деревенской ветви… Я как домой фотографии с первого сентября послал — так меня и просветили.
Василиса вскочила и обвиняюще ткнула в Гришу пальцем:
— Так ты всегда знал! И про сказки, и кто я такая! И мне ничего не сказал!
Гриша тоже поднялся и затоптался на месте, не решаясь подойти:
— Так я был уверен, что ты всё знаешь. Поэтому и держишься так.
— Как так?
— Как принцесса. Я только в этой поездке идиотской начал догадываться, что тут что-то не так. Ну, как будто ты всё это в первый раз в жизни видишь.
Василиса неожиданно развеселилась:
— Понятно. Тугодум, да ещё и с комплексом неполноценности. Именно то, что я в мужчинах ценю. Идиот.
Совершенно не обидевшись, Григорий подхватил девушку на руки, поцеловал и предложил:
— Ну, хочешь, стукни меня. За тупость.
Василиса выскользнула на землю и пообещала:
— Я тебя каждый день бить буду, пока не поумнеешь. Тоже мне, нашёл принцессу, свинопас несчастный. Или кого вы там пасёте…
Гриша с облегчением засмеялся:
— Подозреваю, что в ближайшее время мне предстоит в основном пасти одну вредную кошку, которая сейчас сидит на окне и подслушивает. Это — если я знакомство с твоей бабушкой переживу.
Согнав с подоконника Ликси и закрыв окно, девушка легкомысленно пообещала:
— Если кто эту встречу не переживёт — так это точно не ты. Так что про семейство — забыли. И на на монету — плевать. Монеты — дело наживное. Ты лучше скажи, как сюда попал, если теперь безлошадный?
— Да просто — демонстрация товара группе покупателей. Стержень у них работающий есть, так что забросил какого-то толстого в Тридесятое, к Премудрой, а сам — к тебе. Мне его через полчаса уже забирать нужно.
— Зря они деньги потратили.
Григорий удивился:
— Почему? Вроде бы они со всеми и обо всём договорились, и монеты фальшивые у них получаться скоро будут.
Василиса с досадой пнула ногой неудачно выросший кустик травы и несчастным голосом объяснила:
— Я как раз хотела тебе рассказать: Хранители вроде бы уже между собой договорились, и будут все двери в сказочный мир закрывать. Совсем. Спорят только о том, на сколько лет — на сто или на десять. И всех в свои миры эвакуируют, ну, или кто куда захочет. Так что мне выбирать придётся.
Гриша спокойно пожал плечами:
— И выбирай.
— А ты?
Он обнял Василису и, вроде бы, даже слегка обиделся:
— А ты ещё не поняла? Где ты — там и я.
Последовавшие поцелуи прервала Ликси, спрыгнувшая парочке сначала на плечи, потом на колени — с напоминанием, что всем пора. Гриша аккуратно поднял её за пузико, забросил обратно в комнату, затворил окно и спросил:
— А когда закрывают? Чтобы мы успели свадьбу и здесь и там сыграть.
— Какую свадьбу?
Григорий откровенно веселился:
— А какую хочешь. Можно — белое платье, ЗАГС, Мендельсон, лимузин, ресторан, избранные пьяные гости. Можно — какое хочешь платье, ЗАГС, столы на улице, гармошка и чуть менее пьяная деревня в полном составе.
Василиса сделала вид, что напряжённо думает, и наконец выбрала:
— Если можно платье в цветочек, то я согласна на гармошку.
Прощание получились скомканным — в основном, из-за Ликси, которая вилась под ногами, и истошно орала, что сейчас они опоздают, и тогда — всё пропало. Печальный Гриша отбыл, а Василиса ещё успела добежать до магазинчика Лавинии и разбудить хозяйку, которая, улыбаясь, вытащила из закромов самое красивое подвенечное платье в мире, именно такое, какое девушка видела в мечтах. И то, что мечты эти возникли не далее, чем десять минут назад, красоту платья ничуть не умаляло.
Бабушка встретила блудную внучку с энтузиазмом, про растрёпанность, как ни странно, не спросила, но на припухшие губы посмотрела с некоторым подозрением. Потом она перевела взгляд на всё ещё красноватый и начинающий облезать нос, и успокоилась. В итоге Василиса была отдана в руки сразу четырёх садисток-вьетнамок, которые начали свою жертву мазать кремами и маслами, массировать, причёсывать и одевать. Со скандалом отстояв право надеть собственное, от Лавинии, а не приготовленное бабушкой платье, она вышла к позднему завтраку уже с макияжем и волосами, собранными в тяжёлый узел на затылке.