Выбрать главу

В первом ряду вздрогнула и начала подниматься тётушка, но Кощей её перехватил, усадил обратно и начал успокаивать. Василиса встала, поёжилась под сотней взглядов, потом взяла себя в руки, и кланяться не стала, а лишь царственно наклонила голову.

Морена показала большой палец, а Никифорова завершила представление:

— Для того, чтобы все поняли, с кем теперь будете иметь дело, сообщаю: новая старшая Хранительница — не из нашего мира, а из того, который мы закрывать собрались. Но происхождение у неё самое достойное: можете считать её внучкой, в каком поколении — не имеет значения, достопочтенной госпожи Урмановой, моей предшественницы, не так давно добровольно сложившей полномочия. Вопросов нет? Тогда переходим к обсуждению основной темы.

Вопросов не было, вместо них, на разных языках, но с одинаковым оттенком ужаса, прозвучал единодушный комментарий:

— Вот только ещё одной Внучки нам не хватало! Мы и с одной-то едва выживаем…

Никифорова польщённо улыбнулась, и предоставила слово галлам. Те потребовали полного закрытия всех границ с соседним миром, включая морские, на сто лет, пока новая каштановая роща не вырастет. Немедленно возникшую дискуссию о вкусовых достоинствах каштанов она тут же жестоко подавила.

От шотландцев выступила очаровательная спокойная девушка — Тави тут же шепнула, что это Ласковая Анни, ветрами управляет, если что — легко ненужных в море сметёт. Видно было, что погодного духа основная тема не очень интересует — мол, они на островах сами разберутся: ветров хватает, кого угодно к царю морскому отправят. Возмущение Морены по поводу того, что всякую дрянь в море сбрасывают, она демонстративно проигнорировала.

Единственное возражение Анни против общего плана сводилось к тому, что всех эвакуировать будет неправильно — кто где хочет, тот пусть там и остаётся. А некоторым в сказочном мире и вообще делать нечего: например, всем известной Несси они просто не разрешат вернуться, и драконица сама знает — почему. В конце концов, если ей в этом озере одной так уж скучно — не проблема, у них есть ещё кандидаты на высылку.

Последующий гвалт с перечислением всех, кого нельзя впускать или выпускать, не смогла остановить даже Никифорова. Когда спорщики успокоились сами, она предложила разбираться со всеми не въездными и не выездными на национальном уровне, и к переселению никого не принуждать. Только объяснить доступно, чтобы даже самые тупые поняли, что это — надолго, если не навсегда.

Совет явно затягивался, и Василиса загрустила — выслушивать одни и те же претензии Хранительниц по двадцатому кругу было тоскливо, и хотелось не сидеть на жёсткой скамейке, делая умное лицо, а гулять с Гришей, не задумываясь ни о выражении лица, да и вообще ни о чём. От нечего делать девушка накарябала на обратной стороне бабушкиной записки: «Бабушка, я тебя тоже люблю, и, если с тобой что-то случится, буду очень, очень, очень переживать». Протянув послание Морене, она кивнула на разомлевшую у той на коленях посыльную мышь.

Русалка, попросив взглядом разрешения, записку прочитала, хихикнув, дописала «И я тоже», и попыталась разбудить мышь. Та лениво повела хвостом и недовольным писком недвусмысленно намекнула на чаевые. Василиса полезла за монеткой, но Морена отрицательно покачала головой — мелкие негодяи только едой берут, из-за того, что их держат на диете, потому что жирный курьер, хотя бы и мышиный…

С едой была проблема — из шатра девушки ничего не прихватили, а здесь не кормили и не даже поили, видимо, чтобы заседания не затягивались. Раскопки в сумках принесли пару микроскопических крошек печенья и засохший плавничок от рыбьего хвостика. Морена, покраснев, выкинула огрызок под скамейку, а Василиса продолжила изыскания и с триумфом продемонстрировала подруге результат — персиковую косточку, неизвестно зачем утащенную из трактира.

Пара ударов камнем — и мышь с упоением грызёт коричневое ядрышко. Сточив меньше половины, она спрятала остаток за щёку, спустилась по Василисиной юбке на траву, несколько раз крутанулась — и исчезла. Тави одобрительно кивнула:

— Нет, какой-никакой прок от них есть, единственные, кто умеет перемещаться прямо к адресату. Но уж больно потешно верещат, когда поймаешь, трудно удержаться.

Морена насмешливо возразила:

— Они не верещат, а мнение о твоих умственных способностях высказывают.

Тави брезгливо сморщилась:

— Не хватало ещё мышиный язык учить, мне собачьего хватило. С другой стороны, когда на иностранном языке выражаешься — вроде бы не так неприлично получается, — и пума неожиданно гавкнула, с взвизгом в начале и неприятным рыком в конце.

Выступавшая в этот момент худосочная американка прервалась на полуслове, не закончив трагическую историю о недобросовестной конкуренции земных строителей, и об эстетических преимуществах жёлтого кирпича перед асфальтом, и с недоумением уставилась на веселящуюся компанию. Белый волк Оками восторженно тявкнул, плюхнулся на землю и закрыл морду лапами, а супруга Горыныча басовито захохотала.

Никифорова, с трудом сохраняя каменное выражение лица, прокомментировала:

— Напоминаю уважаемым Хранительницам, что иностранными языками здесь владеют многие, если не все. А нецензурная брань ею и остаётся, вне зависимости от того, на каком языке была озвучена. Я подозреваю, что многоуважаемая Тави вряд ли согласится перевести своё высказывание на один из более распространённых языков, не так ли?

Осуждающе посмотрев на ничуть не смутившуюся пуму, она продолжила:

— Тем не менее, я склонна считать это неуместное высказывание достаточно справедливой оценкой направления, которое приняла сегодняшняя дискуссия. Поэтому настоятельно предлагаю обсуждение вопросов, не относящихся к теме заседания, прекратить, и сосредоточиться на том, для чего мы сегодня собрались — сроках и процедуре закрытия границ.

В итоге участники согласились, что Хранительницы будут по очереди называть лишь количество лет изоляции и время, отведённое на эвакуацию. Дело пошло быстрее, правда, называемые сроки колебались от двадцати лет до бесконечности, а вернуть всех в надлежащие миры предлагалось за срок от одного дня до года.

Василису неблагосклонно взирающая на неё Никифорова вызвала в самом конце:

— И что нам скажет самая юная Хранительница?

Девушка встала, пристально оглядела уже уставших собравшихся, отчего некоторые инстинктивно поёжились, и совсем не извиняющимся тоном заявила:

— Я должна принести извинения многоуважаемым коллегам за то, мне придётся отнять несколько минут их драгоценного времени. Но я — Хранительница, действительно, молодая и неопытная, к тому же имеющая весьма смутное представление об истории сказочных царств, королевств и прочих государственных образований. Именно поэтому, до того, как я сформулирую собственное мнение по обсуждаемым вопросам, я вынуждена сначала спросить вас: а чем именно были плохи правила перехода, существовавшие испокон веку, и до начала туристического безумия?

Последовало недолгое молчание, после которого несколько голосов ответили, что ничего плохого не было: кому положено — ходили, кому не положено — нет. Были, конечно, бедолаги, которые случайно проваливались, но и с ними всё заканчивалась без последствий — или домой возвращались и там сказки рассказывали, или здесь с большим удовольствием оседали.

Неожиданно жена Горыныча заявила трубным басом:

— А ведь дело девица говорит. Зачем нам самолёт изобретать, если сами летать можем. Сделать всё, как было, и весь сказ.

Вскочила взъерошенная Морена и заявила протест по поводу нарушения протокола — да, голосовать она права не имеет, но наблюдателям слово должны были предоставить первым.