День обещал быть знойным, решили сбегать на речку, пока не распалилось. Бабка смотрела вслед в окно, что-то пришептывала. Качала головой.
Шли полем. Трава уже вытянулась, щекотала голые ноги. Маринка, конечно же, надёргала яркое разноцветье, сплела венок, хотела нахлобучить на Никиту, но тот только недовольно дернул головой
Речка журчала неторопливо, сверкала на солнце, слепила глаза. Они долго плескались в прохладной воде, хохотали и дурачились, подняли муть со дна
— Поделишься телочкой?
Никита резко оглянулся, замер прямо посреди речки. Маринка на всякий случай спряталась за спину, выглядывала исподлобья. На берегу стояли трое. «Местные», — подумал Никита. Помнил он их по своим приездам в детстве. Может, они даже вместе гоняли по пыльным улицам или прыгали зимой с крыш дровенника. Воспоминания были призрачными, бестелесными, а вот угроза от этих исходила вполне реальная и осязаемая
— О, городской, ты чёль? — длинный патлатый сплюнул, подошел ближе. — К бабке?
«Гоша», — вспомнил Никита
— Да, вчера приехали, погостим, — Маринка за спиной впилась ногтями в его руку, трясло её крупной дрожью, то ли от испуга, то ли от холода.
— Ну вы это, приходите вечером, чё. Чё у бабки тереться-то. Айда, ребя, свой это, у бабки Аны внук, — патлатый Гоша снова смачно сплюнул, развернулся, вразвалку двинулся в сторону деревни. Молчаливая свита двинулась за ним, исподлобья метнув взгляд на Никиту с Маринкой.
Бабуля, как и обещала, успела к их приходу наварить кастрюлю зелёного супа, напекла перепечки, с мясом, с пестиками. После плотного обеда разморило. Проснулись, когда уже вечереть начало.
Бабушка опять уже хлопотала у плиты, что-то там нашептывала, наваривала.
— Что, бабуль, Маринке приворотное зелье варишь? — Никита махом опрокинул в себя полбанки кваса, потёр глаза
— Да что ты, Никитушка, — засмеялась бабка, — какое зелье, скажи ещё ступа у меня в сарае стоит
— Да и Марина твоя без зелья всякого справится, — подмигнула бабуля Никитосу, — хорошая она у тебя, чистая, как дитя малое.
«Мировая у меня бабуля», — в который раз подумал Никита
Вечером оказалось, что заняться решительно нечем. Маринка решила помочь прополоть грядки — ожидаемо подёргала бабкину морковку, Никита взялся колоть дрова — понятное дело, чуть не порубил ноги-руки
— Шли бы вы, ребята, погуляли, я сама уж управлюсь.
— Ба, а помнишь Гошу, длинный такой, чёрный, патлатый?
— Чего мне его помнить-то? В соседнем проулке живёт, каждый день вижу. Чего тебе с него?
— Да звал заглянуть. Он нормальный вообще?
— Да с чего ему ненормальным-то быть? С ним же малыми по сугробам лазили. Сходите, посидите. Чего вам со мной старой. Да и у меня хозяйство целее будет
Утренняя компания восседала на бревнах перед домом, гоготала, грызла семки, запивала пивом.
— Ооо, даров, братан, — глаза у Гоши уже маслянисто поблёскивали, рука была потной, после рукопожатия хотелось вытереть её о штаны, но Никита, на всякий случай, лишних движений решил не делать.
— Оглобля, плесни пива дружбану
Разговор не клеился. Да о чём разговаривать? Как они мелкими по сугробам прыгали? После пива слегка повело, веки тяжелели, будто что и покрепче плеснули. После второй в голове уже шумело, Никита с трудом различал слова, мелькали испуганные глаза Маринки и масляные глазки Гоши со зрачками, как у кота.
Порядком уже стемнело, последние розовые облачка на горизонте неумолимо потухали, звенели комары, звенело в голове. Звон становился всё нестерпимее, всё вокруг мелькало и кружилось, как на старой детской карусели. Казалось, что кричала Маринка, что-то гоготала пьяная компания, карусель всё ускорялась и дико хохотала, и Никита провалился в темноту.
Солнце било в окна, казалось, что оно уж больно рассердилось на Никиту и пытается треснуть его по бестолковой голове. За солнцем и петух сердито горланил прямо под окнами.
Бабка гремела на кухне противнями.
— Проснулся, Никитушка?
— Маринка-то где? — во рту было мерзко, во истину, как кошки с… Да еще и наждачкой потом прошлись
— Какая Маринка? — удивилась бабка. Натурально так удивилась, по Станиславскому.
— Маринка. Я ж с ней приехал, волосы зелёные, ногти чёрные, ты чего, ба?
— Ох, Никитушка, жениться тебе пора, — покачала головой бабка. — Во сне что-ль уже девки снятся? Один ты приехал, вчера с Гошкой надрался, как упырь. Ох уж я этого Гошку! Нагонят самогону и поят всю округу, охламоны! Говорила ж, не ходи, помог бы по дому лучше.