– Трогай.
Та удивлённо покосилась на заднее сидение, заваленное пожитками Кьёр, и вернулась взглядом к хозяйке скарба.
– Давай! Пожалуйста, Инге! По пути расскажу.
Молча отвернувшись, Сёренсен завела машину и отъехала от дома.
Через пять минут терпение её дало трещину.
– Фрэя, выкладывай.
Они уже проехали центр города; автомобилей становилось всё меньше, длинные офисные здания тянулись мимо рядами одинаковых тёмных окон, фонари мелькали куполами света.
– Фрэя, блин! Отомри.
Кьёр, вздохнув, отняла горячий лоб от стекла.
– Куда мы едем?
– К родителям. У меня паркет лаком вскрыли. А вторую квартиру на этот вечер Эмма выпросила. У них с Оливером романтический трах наметился – наконец-то… Моё сердце дрогнуло, и я не смогла воспрепятствовать их светлым чувствам.
Фрэя кивнула, не оценив сомнительного юмора, и уставилась на свои руки: пальцы тряслись, как у алкоголика с тридцатилетним стажем.
– Да что у тебя случилось, Кьёр? Хоть пару слов скажи.
– Давай дома…
Инге нахмурилась, но с вопросами отстала. Чуть позже набрала родителей и предупредила, что приедет с подругой.
Сёресены жили в Вальбю – богатом районе на юго-западе города. Двухэтажная вилла из серого камня даже днём была почти не видна с дороги, скрытая пушистыми ветвями черёмухи и карликовых клёнов – ночью же и вовсе казалось, что за деревьями ничего нет.
Решётка ворот плавно ушла в сторону, пропуская машину. В полуподземном гараже, куда они заехали, их ждал отец Инге. Он невозмутимо принял из рук Фрэи сумки, задержал взгляд на лице – видимо, заметил синяки у переносицы – и, не став ничего спрашивать, помог занести вещи в дом.
Госпожа Сёренсен зазвала девушек пить чай. За разговорами Фрэя немного успокоилась, но стоило им с Инге встать из-за стола, мутная волна тревоги снова накрыла её. Подруга, наверное, что-то разглядела в лице Фрэи, потому что сделала страшные глаза «ты-от-меня-не-отвертишься» и повела её в свою комнату.
Фрэя понимала, что дальше играть на нервах Сёренсен чревато, поэтому, едва та закрыла дверь, Кьёр села на кровать и отправила Инге пристальный взгляд. Девушка, без слов заняв кресло напротив, приготовилась слушать.
– Дело в соседе.
– К нему по-прежнему никто не ходит? – не удержалась Инге, посмеиваясь.
– Лучше бы не ходил… В субботу к нему заявилась женщина… кхм, фривольной наружности. Около полуночи наверху поднялся гвалт и грохот. Она кричала и, вроде бы, плакала… В общем, я вызвала полицию.
Брови Сёренсен недоумённо выгнулись.
– Патрульные приехали, пробыли минут десять и укатили. Я всё ждала, когда эта… дама выйдет от него. Но, кажется… кажется, она так и не вышла. На утро он сунул мне записку под дверь, в которой извинился за «доставленные неудобства».
– И потом ты рванула к нам, – закончила Инге событийный ряд.
Фрэя кивнула.
– Мгм. А баба, отоспавшись до полудня, спокойно уехала к себе домой или в притон.
Скептические интонации неприятно укололи Фрэю, хотя, стоило признать, Инге рассуждала предельно трезво.
– Вечером, – продолжила она, – когда вернулась от вас, мы столкнулись с Хедегором в прихожей. Он в кромешной темноте менял перегоревшую лампочку. Я чуть не убилась, налетев на оставленный им табурет. Когда спросила, почему он не прихватил фонарик, он ответил, что «не подумал об этом». Не по-ду-мал. Как тебе?
Инге молча ждала продолжения, догадываясь, что это не конец.
– Сегодня вся площадка перед моей дверью была залита кровью.
– Чего?!
– Ну… не в прямом смысле залита… Но крови было много. Понимаешь? Если разбить нос или порезать палец, столько не вытечет. Я едва успела забежать в квартиру, когда спустился он – по уши вымазанный в этом. На груди футболка вообще насквозь пропиталась, а лицо… у него то ли болячка какая-то, то ли он… я не знаю – всё расцарапано, расчесано, красное, в мерзкой коросте… Думала – корни пущу у двери, пока он вытирал пол. Как только он свалил, я набрала тебя… Ты понимаешь теперь? Я не могла там оставаться!
Инге издала протяжный стон и откинула голову на спинку кресла.
– Что же сегодня творится такое?… Одни полдня любили мне мозг, чтобы вечером отлюбить друг друга, а лучшая подруга вообще без прелюдии изнасиловала.
Фрэя кусала губы, пытаясь удержаться от последних откровений, но эти мысли жгли её, и выплеснуть всё до капли казалось жизненно необходимым. Так когда, если не сейчас? И Кьёр высказала все свои наблюдения скопом: что сосед спит днём и выходит из дома только по ночам, что в его окнах горит какой-то мертвецкий синий свет, что он не переступает порог без приглашения, что ориентируется в темноте, словно кот…