Дюкло-Гийо не понравился тон Лавесса, и он сухо ответил, что фрегат действительно прекрасный корабль и ремонт вряд ли займет много времени.
Лавесс увидел шевалье дю Гарра и не спеша пошел к нему навстречу, но вдруг стремительно бросился к фальшборту и, держась обеими руками за планшир, наклонился над ним.
— На упадите в море, — насмешливо крикнул священнику Дюкло-Гийо. — Не очень-то хорошо отец Лавесс переносит качку, — сказал он дю Гарру.
По прибытии в Брест Бугенвиль стал действовать энергично. Мачты были укорочены, артиллерию полностью сменили. Вместо двадцатифунтовых пушек установили восьмифунтовые. Это уменьшило груз почти на двадцать тонн.
Шуазель, кроме того, дал разрешение в случае, если штормовая погода помешает пройти Магеллановым проливом, отослать фрегат «Будёз» с Малуинских островов обратно во Францию под командованием де Бурнана и продолжать плавание на другом судне.
Исправив рангоут и заново проконопатив надводную часть фрегата, моряки снова погрузили на судно снятые с него запасы продовольствия.
5 декабря 1766 года сильный восточный ветер наполнил паруса фрегата. Во второй раз моряки отошли от французского берега.
Транспорт «Этуаль» все еще стоял в Рошфоре. Этот старинный французский порт на реке Шаранте был окружен отмелями. Устричные банки служили местом промысла. Многочисленные семьи Добывали здесь себе пропитание. Коммерсон, который жил уже более месяца в этом городе, часто выходил на побережье полюбоваться морем. Устье реки было нешироким. Она несла свои воды в пролив Пертюи-д’Антиош. Здесь можно было встретить гораздо больше рыбачьих, чем торговых и военных судов. Интересуясь уловом, Коммерсон нередко копался в рыбачьих корзинах. Узнав его поближе, многие рыбаки стали приносить ему диковинных рыб.
Ученый с радостью заметил, что его здоровье день ото дня улучшается. То ли повлиял благодатный климат этой части Франции, то ли сказалось увлечение любимым делом, но он стал крепко спать по ночам, смягчился кашель.
Теперь ученый с улыбкой вспоминал о завещании, составленном перед отъездом. В нем Коммерсон оставлял все свое состояние и коллекции друзьям. Небольшую сумму он предназначал для основания института естественной истории.
Из Парижа приехал молодой франтоватый доктор Вивэ. Как-то, встретив на берегу реки Коммерсона, он с неудовольствием заметил:
— Мосье, вы ученый, а от вас пахнет рыбой. Разве это занятие для благородных господ? Оставьте, пожалуйста, его простолюдинам. У вас даже на камзоле чешуя.
— Ученому надлежит испробовать все, — сухо ответил Коммерсон. — Вы тоже принимаете участие в экспедиции мосье Бугенвиля. Значит, мы с вами коллеги. Думаю, со временем вы перемените свое мнение. А что касается рыбы, то прошу вас заметить, что даже шведская королева не считала зазорным возиться с ней. Вполне возможно, мосье, и у нее на платье была рыбья чешуя.
Вивэ неприязненно посмотрел на ученого:!
— Ну, уж я-то буду держаться подальше от этого. «И от вас, мосье», — добавил он про себя.
Коммерсон не знал, что хирурга назначили в экспедицию по настоянию Дегийона. Вивэ был больше известен в военном ведомстве, чем в медицинских заведениях. Не знал ученый и того, что кое-кому из экипажа транспорта поручено следить за ним, астрономом Верроном и инженером Роменвилем, которые тоже должны были стать его спутниками.
Экипаж «Этуали» состоял главным образом из опытных моряков Индийской компании. Они, как и рыбаки Рошфора, с удовольствием во всем помогали Коммерсону.
Многие в городе уже знали сухощавую фигуру Коммерсона и при встрече с ним почтительно раскланивались. Однажды, направляясь к причалу с многочисленными свертками в руках, ученый был остановлен юношей в поношенном камзоле.
Думая, что юноша хочет задать несколько обычных вопросов, Коммерсон в нетерпении остановился. Времени у него было мало. Шенар де ля Жиродэ — капитан транспорта — торопил всех. Сроки выхода «Этуали» из порта прошли, и теперь флагман экспедиции может напрасно их ждать у Малуинских островов — условленном месте встречи. Привыкший подчиняться дисциплине беспрекословно, Жиродэ испытывал большое беспокойство. А Коммерсону еще надо было многое успеть сделать.
Ученый смотрел на юношу, ожидая вопросов. Но, к его изумлению, тот вдруг повалился ему в ноги:
— Мосье, не прогоняйте меня!
Коммерсон был озадачен. Вероятно, его принимают за кого-то другого.
— Да я вас и не прогоняю. Объясните, пожалуйста, в чем дело. И если можно, поскорее: я очень спешу.
Юноша, не вставая с колен, сбивчиво объяснил, что его зовут Жаном Барре, что родители его разорены длительной тяжбой и что он совершенно лишен средств к существованию. Жан просил взять его в услужение, обещая во всем повиноваться и выполнять самую черную работу.
Коммерсон заставил юношу встать, усадил его на пустую бочку из-под рыбы. Ученый нуждался в хорошем слуге. Но этот хрупкий юноша, такой нервный и возбудимый? И кто он?
— А известно ли вам, мосье Барре, — сказал Коммерсон, внимательно наблюдая за выражением лица юноши, — какие испытания ожидают нас? Известно ли вам, что мы можем подвергнуться смертельной опасности? Только большая и благородная цель может послужить причиной для такого рода предприятия.
Юноша опустил голову. Но потом опять поднял ее и простодушно проговорил:
— Я давно, мосье, слежу за вами. И вы… вы кажетесь мне добрым.
Искренность всегда подкупает. Коммерсон как-то сразу почувствовал, что этот юноша не из обычной толпы портовых бродяг, заботящихся только о том, чтобы при случае поживиться за чужой счет или найти себе работу полегче.
Увидев, что натуралист колеблется, Жан Барре возобновил свои настойчивые просьбы, И Коммерсон сдался. Он вынул свинцовый карандаш, набросал несколько слов на клочке бумаги и передал его юноше:
— Отнесите капитану Жиродэ. Его вы найдете на палубе вон того судна. Пусть это будет вашим первым поручением.
Глава III
Малуины
Вообразим себе Монтескье, Бюффона, Дидро, д'Аламбера, Кондильяка или людей, им подобных, путешествующих для просвещения своих соотечественников, наблюдающих и описывающих так, как только они умеют, Турцию, Египет, Внутреннюю Африку, Малабарский берег и в другом полушарии— Мексику, Чили, земли Магеллана, Тукуман, Парагвай, если возможно, Бразилию, Флориду и другие страны. Такие путешествия будут самыми нужнейшими из всех и потребуют особой тщательности.
Л регат шел курсом крутой бейдевинд — ветер дул с» юга, под острым углом к кораблю. На горизонте возникло какое-то темное облако. Но в подзорную трубу можно было легко различить, что’ это не облако, а низкий берег большого острова. Бугенвиль стоял с наветренного борта, вглядываясь в приближающуюся землю. Не впервые подходил он к ней, но каждый раз удивлялся странному оптическому обману. Казалось, что остров покрыт густым, синеющим издали лесом. И это впечатление не было случайным. Даже открывший эти земли и приблизившийся к ним Джон Дэвис думал, что они лесисты.
Но Бугенвиль знал, что это не так. На острове не росло ни одного дерева. То, что издали мореплаватели принимали за лес, на самом деле было лишь густыми зарослями тростника.
Бугенвилю полюбились эти места. Острова были расположены в умеренных океанских широтах, всего в нескольких стах милях от южноамериканского побережья. Пустынные и дикие, они не привлекали алчных взоров могущественных морских держав. Но для человека деятельного и любящего труд здесь было к чему приложить руки. На островах протекали многочисленные ручьи с прозрачной водой. Почва, хотя и не очень плодородная, была вполне пригодна для земледелия. Небо здесь почти всегда оставалось безоблачным.