— Удар нанесен иезуитам в Испании и во всех ее владениях, а также во Франции и Португалии. Это принуждает нас пойти на следующий шаг, продиктованный генералом ордена, кардиналом Риччи, — говорил Лавесс. — Если последуют несомненные и значительные доказательства того, что англичане сделались союзниками иезуитов, — Лавесс выразительно посмотрел на офицера, тот кивнул головой, — то мы можем заключить обоюдовыгодное соглашение. Во-первых, англичане могут снабдить орден войском, оружием и боевыми припасами, предварительно переодев солдат в иезуитские рясы, как это уже бывало в прошлом. Это не даст повода заподозрить в нападении Англию, и, таким образом, она сможет действовать тайно, чего и добивается. Во-вторых, овладев несколькими пунктами в испанских колониях, англичане могут послать туда военную экспедицию, объяснив разрыв с мадридским двором тем, что последний не хочет уступить им Малуинские острова.
Лавесс сделал паузу. Такой неожиданный ход иезуитов конечно застанет врасплох Букарелли. Но и интересы ордена должны быть соблюдены.
— Англичане должны заверить орден, — продолжал Лавесс, — что они вступят на те территории, которые не принадлежали ордену, и будут действовать только против войск генерал-губернатора Букарелли, короче говоря, на правом берегу Ла-Платы. Если даже случится что-либо другое, нами не предусмотренное, англичане утвердятся в Испанской Америке. Его преосвященство кардинал Риччи поручил нам дать эти разъяснения и принять меры предосторожности, чтобы все относящееся к этому делу сохранилось в строгой тайне.
Офицер все время кивал головой, записывая что-то в тетрадь. Ему надо было доложить обо всем начальству, сам что-либо решать он не мог.
— В самое непродолжительное время, — закончил Лавесс, — у вас будет на борту другой представитель кардинала Риччи. А теперь мне надо незамеченным покинуть ваш корабль…
Плавание до берегов Патагонии продолжалось значительно дольше, чем рассчитывали. Часто налетали сильные ветры со штормами. Во время одного из них, самого жестокого, погиб весь скот, который был взят в Буэнос-Айресе. Это значительно уменьшило запасы продовольствия, что впоследствии сказалось на положении экспедиции. Моряки почти каждый день видели глупышей, орланов и алкионов. «Плохое предзнаменование», — ворчали старые матросы.
В начале декабря корабли вошли в Магелланов пролив, затем бросили якоря в бухте Посессион.
Бугенвиль приказал спустить на воду одну из шлюпок транспорта «Этуаль». Многие моряки впервые видели обитателей Патагонии. К французам тотчас же подскакали шесть патагонцев с криками «шауа!». Французы принесли из шлюпки сухари и хлеб. Эта пища патагонцам очень понравилась. Пришлось для вновь прибывших привезти еще несколько мешков сухарей.
Вот эти таинственные патагонцы, о которых рассказывают столько нелепостей во Франции. Бугенвиль уже несколько раз бывал здесь и пытался убедить ученых, что это не гиганты, как писали о них с легкой руки Пигафетты, биографа Магеллана, а обыкновенные люди. Правда, рост их достигает шести футов, но во всем остальном они схожи с коренными обитателями Южной Америки. У всех круглые и несколько плоские лица, красноватый цвет кожи.
Французы восхищались прекрасным физическим развитием патагонцев, которые добродушно давали щупать мощные мускулы. Завязался оживленный обмен. Патагонцы приносили шкуры гуанако и вигони за зеркала, ножи, куски материи.
Бугенвиль интересовался их одеждой, обувью, представлявшей собой куски кожи, обернутые вокруг ступней, седлами, уздечками, маленькими мохнатыми лошадками, которые, как он знал, были очень выносливы.
Один из матросов остановил плечистого патагонца, одетого в широкие кожаные штаны и такой же плащ, тот долго вглядывался в лицо моряка и потом с гортанными восклицаниями потащил его к своей лошади. Патагонец вручил матросу большой кусок мяса вигони, завернутый в ее шкуру, и получил взамен кусок материи. Наблюдавшему эту сцену Бугенвилю матрос объяснил, что встретил здесь этого рослого туземца три года назад, когда французские корабли приходили за лесом.
Коммерсон, как только очутился на берегу, сразу же отправился собирать растения. Шевалье де Бушаж и несколько офицеров ему помогали. Увидев это, патагонцы стали приносить целые пучки трав и цветов. Растроганный Коммерсон обнял одного патагонца и расцеловал его, благодаря за бескорыстную помощь.
Но позднее выяснилось, что туземцы приняли Коммерсона за знахаря. Они жестами дали ему понять, чтобы он дал им снадобья от болезней.
Когда недоразумение рассеялось, это вызвало взрыв веселья. Бугенвиль заметил, что группа патагонцев ведет себя как-то странно. Рослые мужчины громко что-то кричали, пытались танцевать, но падали на землю. Подойдя ближе, Бугенвиль увидел, что в центре этого кружка сидит отец Лавесс и шевалье дю Гарр. Дю Гарр наливал в маленький стаканчик водку и давал по очереди патагонцам.
— Зачем вы это делаете, шевалье? — спросил Бугенвиль. — Несчастные туземцы пристрастятся к спиртным напиткам, а ведь из-за этого вымирают целые племена.
Лавесс и офицер были смущены.
— Я не думаю, мосье, что это принесет такие ужасные последствия, — пробормотал дю Гарр. — Европейцы в этих местах бывают так редко, что дикарям совсем не угрожает опасность спиться.
— Вы не предвидите всех последствий вашей поистине коварной затеи, — холодно ответил Бугенвиль.
Между тем веселье на берегу продолжалось.
Пожилой патагонец, державший за руку девочку лет четырнадцати, указал на старый синий редингот Коммерсона и знаками дал понять, что не прочь приобрести эту вещь.
Вивэ расхохотался:
— Мосье Коммерсон, он предлагает девочку в обмен на ваш редингот. Что вы на это скажете? Я бы на вашем месте подумал над таким предложением.
Глаза Коммерсона лихорадочно блеснули. Этот наглец еще смеет издеваться над ним! Но он сдержался:
— Думаю, мосье, что эта девочка найдет себе лучшую пару, чем я. Во всяком случае, у туземцев более чистые мысли. Старик показывает, что мой редингот нужен для того, чтобы защитить девочку от дождя и холодных туманов.
Коммерсон снял редингот и накинул его на плечи юной патагонки. Это вызвало бурю восторга, новый взрыв криков «шауа!».
Когда шлюпка отчаливала от гостеприимного берега, патагонцы долго сопровождали ее, бредя по пояс в воде.
Коммерсон махал им носовым платком.
Несколько дней спустя корабли вошли в прекрасную для стоянки бухту. На расстоянии одного кабельтова от берега глубина была достаточной для кораблей. Грунт для якорной стоянки оказался хорошим, и, самое главное, моряки еще издали заметили, что здесь впадают в пролив две небольшие речушки.
Теперь уже начались первые открытия, потому что эта бухта еще не была нанесена ни на одну карту. Бугенвиль, немного подумав, записал в вахтенном журнале, что называет ее именем своего помощника Дюкло-Гийо, «познания и опыт которого приносят нам большую пользу в плавании».
Дюкло-Гийо стоял на баке, и лицо его горело от холодного ветра и радости.
Глава V
Под звездами неведомых морей
Прислушайтесь к величавому спокойствию этой природы, к монотонному шуму вечного прибоя. Посмотрите на этот грандиозный ландшафт, на базальтовые скалы, на леса, покрывающие склоны мрачных гор. И все это затерялось в гордом и величественном одиночестве среди беспредельности Великого океана.
Если бы у Шенара де ля Жиродэ спросили, сколько кораблей он переменил за свою полную скитаний жизнь на море, он, несомненно, ответил бы не сразу. Сорокачетырехлетний моряк с ранних лет привык ощущать под ногами колеблющуюся палубу. И все же он мог определенно сказать, где бывал, в каких водах плавал. Весь его извилистый кружной путь по морям и океанам прочно запечатлелся в его мозгу, оставил неизгладимый след. Он прекрасно помнил, что не все берега встречают путешественников как хороший хозяин гостей. Но, роясь в своей памяти, Жиродэ не мог припомнить таких неприветливых и диких берегов.