Моряки дали ему попробовать сухарей и подарили несколько гвоздей. Увидев, что французы не хотят причинить ему ни малейшего зла, таитянин улыбнулся и показал на свою поврежденную ногу, которую держал выше голени обеими руками. Де Бушаж начал массировать его ногу, и вскоре таитянин смог подняться. Он знаками показал французам, что у него есть основательные причины опасаться своих сородичей, которые непременно убьют его, если поймают.
Бугенвиль решил, что этот таитянин повинен, вероятно, в тяжком преступлении. Но когда, вернувшись в лагерь, он рассказал об этом Коммерсону, тот, поразмыслив, ответил, что, очевидно, таитяне, скрывающиеся в горах, не кто иные, как люди, намеченные в жертву в честь какого-нибудь местного божества.
Коммерсон рассказал, что человеческие жертвы, как он выяснил, здесь не редкость. Жрецы пользовались этим, чтобы держать в страхе людей, почему-либо не угодных им. Хотя выбор жертв держался в строжайшей тайне, обреченные Часто узнавали о том, какая судьба их ждет, и бежали в горы, чтобы сохранить свою жизнь.
— Как видите, мосье, это не такая уж идиллическая страна, какой она представлялась нам вначале. И служители религии здесь не менее жестоки, чем у нас во Франции. Мне показывали их святилища — марай. Там можно видеть человеческие кости. Мне объяснили, что это останки принесенных в жертву людей.
Коммерсон, как и Бугенвиль, с большим интересом изучал образ жизни обитателей Новой Киферы, но главной его заботой продолжала оставаться природа острова. Через несколько дней после прибытия на Отаити ученый в сопровождении Жанны Барре отправился в дальний поход.
Вначале Коммерсон и его спутница шли по тенистым тропинкам прибрежной долины, поросшей густым тростником. Затем все чаще стали попадаться скалы, и вскоре путники двигались уже по каменистой дороге. Но вот послышался глухой шум, и за очередным поворотом показалась серебряная стена падающей с большой высоты воды. Коммерсон и Барре невольно остановились и долго смотрели на эту величественную картину. Водопад выдолбил в скале большую округлую чашу, в которой кипело, как в котле. Тонкая водяная пыль стояла в воздухе. Вокруг высились вековые деревья, опутанные лианами. Только над самой головой виднелся клочок темно-синего южного неба.
— Вот, Жанна, за одно то, чтобы полюбоваться этим неповторимым зрелищем, стоило переплыть огромные водные пространства, — сказал Коммерсон. — Потребовалась, вероятно, не одна сотня лет, чтобы водопад выдолбил в твердой скале такой водоем. Посмотри, как гладко отполированы его стенки.
Ученый сбросил вниз несколько камешков, стук их падения не был слышен за шумом воды. Коммерсон снял шляпу:
— Садись, Барре, и давай немного поразмыслим над тайнами сотворения мира. Здесь, мне кажется, для этого самое подходящее место.
Девушка осторожно положила на влажный мох папки с собранными растениями. Она тоже как завороженная следила за сверкающим потоком низвергавшегося со скалы водопада.
— В этой необычайной стране все поражает воображение, — продолжал Коммерсон, — природа здесь как бы замерла в вечном покое. Даже водопад не нарушает такого впечатления. Но покой этот, конечно, только кажущийся. Здесь я нашел такие растения, которые, изменяясь, приобрели совсем не такие формы, как в Европе. Вот из-за чего я покинул Францию. Без сомнения, путь натуралиста теперь лежит в малоизвестные и совсем еще не исследованные страны.
Барре молча слушала и смотрела туда, где по левому берегу потока карабкалась вверх узкая тропинка, извивалась по склону горы и пропадала в густой зелени. Кем она протоптана, кто по ней ходит?
— Ну, кажется, отдохнули, — сказал ученый. — Пойдем, дальше. Сейчас некогда предаваться праздности даже в таком очаровательном месте.
Барре устала. Ей хотелось еще немного посидеть у водопада. Здесь все располагало к отдыху. Под шум воды хорошо думалось, мечталось. Но надо идти… Девушка, вздохнув, поднялась с толстого, уже наполовину трухлявого ствола и взяла тяжелые папки.
И вот снова Коммерсон и Барре пробираются в полумраке леса. Их обступали деревья — влажные, темно-зеленые и гладкие, подобные огромным колоннам какого-то храма, воздвигнутого самой природой. Громадные папоротники раскинули над головой широкие причудливо вырезанные зонты. Поднимаясь все выше, Коммерсон нашел кусты, покрытые массой цветов самых разнообразных оттенков. Цветы нависали прямо над головами путников. Ноги утопали в мягком, как ковер, мху. Барре нарвала цветов и сплела себе большой венок. Она надела его на голову так, как это делали островитянки.
Коммерсон в нескольких местах порвал свой камзол, зацепившись за колючий кустарник, да и матросское платье Барре выглядело не лучше. Путники пересекли несколько долин, шли мрачными ущельями. Воздух становился все свежее. Навстречу медленно плыли облака. Они лепились к скалам, словно не желая покидать их.
Вскоре дальнейший подъем стал невозможен. На пути поднялась отвесная стена, рассеченная во многих местах глубокими трещинами, из которых торчали какие-то неприхотливые растения. Коммерсон и Барре, отдыхая, уселись на каменный выступ.
Отсюда был виден весь остров. Его окружал как бы белый пояс, ясно вырисовывавшийся на спокойной голубовато-синей поверхности океана. Это были опасные для кораблей подводные рифы с белыми бурунами.
Почти у самого горизонта виднелись еще два острова. Над их конусообразными вершинами так же висели облачка, окрашенные в нежные розоватые тона. Недалеко от пояса белых бурунов застыли две черные точки.
Указывая на них, Барре сказала:
— Вон наши корабли, мосье. Они кажутся отсюда не крупнее омаров, прямо не верится, что мы могли на таких маленьких суденышках пересечь океан. Когда смотришь с этой горы, многое представляется по-другому…
— Да, Жанна, — ответил Коммерсон. — Наши суда выглядят всего лишь как две маленькие пироги. Но их прибытие сюда может многое изменить на этой земле. И кто знает, не наступила ли уже новая эра для Отаити? Я слышал, что мосье Бугенвиль собирается закопать в землю доску с вырезанным на ней текстом о том, что остров отныне принадлежит французской короне. Так делают всегда на вновь открытых землях. Так собирается сделать и Бугенвиль. Справедливо ли это, Жанна? — Коммерсон долго молчал, углубленный в свои мысли. Жанна тоже задумалась. Но вот ученый решительно поднялся на ноги:
— Пора нам возвращаться. Ведь то, что мы собрали за сегодняшний день, нам с трудом удастся дотащить до корабля. Как жаль, что у нас нет того маленького ослика, которого тебе удалось приобрести в Бразилии…
Тяжелые папки с гербариями давили плечи. Густой сумрак леса постепенно стал редеть. Кое-где сквозь листву деревьев проглядывала синева океана. Утомленные Барре и Коммерсон медленно спускались к побережью.
Наконец показалась знакомая роща, где расположились лагерем моряки. Белеют расставленные у самого моря палатки. Большая группа таитян расположилась у самого лагеря. Они с любопытством наблюдали за работой моряков. Находившиеся в лазарете цинготные больные стали теперь немного бодрее и бродили возле палаток.
Барре и Коммерсон, передохнув на зеленой лужайке, двинулись дальше и сейчас же привлекли внимание островитян, которые всегда пристально разглядывали чугкеземцев.
Вдруг тонкий высокий юноша что-то сказал своим соплеменникам и с криком «айенене!», «айенене!» бросился к Барре, и тотчас же путников плотно окружили. Островитяне хватали Барре за руки, заглядывали ей в лицо, а потом некоторые из них попытались стянуть с нее синюю матросскую куртку.
Девушка перепугалась. Напрасно Коммерсон растерянно повторял «тайо», «тайо». Островитяне были чем-то радостно взволнованы. Видимо, они не хотели причинить никакого вреда девушке, но их настойчивость становилась все агрессивнее. Им удалось снять с Жанны куртку, несмотря на ее отчаянное сопротивление.
В растерянности Барре побросала на землю коллекции, собранные с таким трудом, и часть экзотических растений, найденных в этом утомительном переходе, вывалилась из папок.
Коммерсон хватал за плечи то одного, то другого, чтобы утихомирить возбужденных островитян и одновременно спасти хотя бы часть добытого. Возбуждение таитян не ослабевало. В конце концов они подняли на руки Барре и собрались уже куда-то нести ее. Помощь пришла в самую критическую минуту. Шевалье де Бушаж, который руководил перевозкой тяжелых стволов из рощи, где шла порубка деревьев, услышал крики и, увидев в толпе островитян Коммерсона и Жанну, поспешил на выручку.