С горы спускались д’Орезон, принц и группа матросов. Бугенвиль быстро пошел им навстречу и вдруг остановился, увидев доску, прибитую только сегодня утром к дереву. Доска раскололась надвое и лежала надписью вниз. Носком сапога Бугенвиль перевернул ее.
— Что ж, видно сама природа не пожелала, чтобы доска висела здесь, — сказал он негромко.
Теперь Сен-Жермен уходил с книгой куда-нибудь в отдаление, где его никто не мог потревожить, но не читал ее, а, держа на коленях, часами тупо смотрел на пенный прибой.
Ежедневно на поиски съестного отправлялось несколько отрядов. Моряки собирали лактанию, капустную пальму, стреляли горлиц. Но вскоре птицы, напуганные выстрелами, перелетели на соседний остров.
Коммерсон, как и раньше, старался не терять времени. Несмотря на одолевавшую его слабость, он почти не выходил из леса, правда, чаще обычного присаживался отдохнуть. И труды ученого не остались без награды. Однажды на привале он вдруг, к удивлению Барре, быстро вскочил на ноги и прикрыл сачком листок, с виду ничем не примечательный, почти совершенно такой же, как и тысячи других в девственном лесу. Но когда натуралист, соблюдая все меры предосторожности, извлек из-под сачка «листок», у него оказалось шесть лапок и два усика. Это было любопытное насекомое из семейства богомолов, около трех дюймов в длину. Неизвестный науке вид! Коммерсон подробно описал богомола и поместил необычное насекомое в банку со спиртом. На побережье Коммерсон и Барре нашли множество исключительно красивых раковин, многие из которых составили бы гордость любого музея.
В то время как корабли стояли у острова, произошло солнечное затмение, второе после отплытия экспедиции. Но тогда, у берегов Бразилии, среди туч не удалось увидеть и краешка солнца. Здесь же, над островом, небо оставалось все время безоблачным. Астроном Веррон наблюдал все фазы прохождения луны через солнечный диск при помощи зрительной трубы длиною в девять футов. Шевалье де Бушаж установил на треножнике ахроматическую трубу Дйллонда. Бугенвиль работал с маятником.
Это была редкая удача!
Бугенвиль все время вел точное счисление курса. Определялась долгота каждого места астрономическими наблюдениями при помощи разных приборов. Но затмение — это всегда исключительно интересное явление природы, дающее много новых фактов для науки.
Зная заранее, в какие часы и минуты оно должно произойти в Париже, Бугенвиль тем самым имел возможность с большой точностью определить долготу места, где стояли сейчас корабли. Ошибка географов, неправильно определивших размеры земного шара, помогла Колумбу сделать свое великое открытие. Он никогда не отважился бы пуститься в плавание, если бы знал, что Индия находится не так близко от Европы, как это указывалось на картах XV века. И потом, когда открыли Тихий океан, его протяженность, а значит, и истинные размеры земного шара долго еще оставались неясными.
Не определена была и точная форма Земли. Бугенвиль знал, что маятниковые часы, выверенные в Париже, отстают вблизи экватора на две с половиной минуты в сутки и для исправления их хода необходимо укоротить маятник. Ньютон объяснил это явление тем, что Земля не шар, а имеет сфероидичную форму — сплюснута у полюсов.
Перед отплытием Бугенвиль тщательно изучал результаты экспедиции Пьера Бугера, Шарля Кондамина и Луи Годена, измерявших в течение семи лет длину дуги меридиана в Перу от 0°2′30″ с. ш. до 3°4′30″ ю. ш. Они нашли, что сжатие земли равняется 1: 314.
И вот теперь, точно определив долготу острова, Бугенвиль смог вычислить, что протяженность Тихого океана по экватору составляет сто тридцать градусов, то есть более трех тысяч двухсот лье.
Это было намного больше, чем определяли Кирос, Менданья, Лемер и Схоутен и даже путешественники нового времени — Ансон и Байрон.
Другая задача — определить, смыкается ли Новая Гвинея с Новой Голландией, так и осталась нерешенной. Слишком много нужно было затратить сил, чтобы исследовать всю юго-западную часть Тихого океана.
Теперь, когда корабли пересекли воображаемую линию, разделяющую западное и восточное полушария, силы обоих экипажей были на исходе. Бугенвиль знал, что поддержать бодрое состояние духа своих спутников лучше всего упорным, непрерывным трудом.
Во время длительных походов в глубь острова он старался развить у матросов чувство красоты природы.
Стоя перед гулким водопадом, Бугенвиль подумал о том, что в Париже, который называют величайшим городом мира, столицей всех столиц, каскады и фонтаны королевских дворцов соседствуют с грязными сточными канавами. Нечистоты и кровь из боен, расположенных в центре города, текут прямо под окнами, а во время дождя парижская улица превращается порой в непреодолимое препятствие, и чтобы пересечь ее, нужно прямо-таки акробатическое искусство. Париж, любимая Франция! — как далеки они и как дороги всем морякам. Судьба четырехсот человек вверена его опыту, предприимчивости, находчивости и осмотрительности.
Бугенвиль торопил людей — надо скорее закончить работы.
Пришел день отплытия. Командир экспедиции обратился к морякам с краткой речью. Он сказал, что нужно сохранять твердую дисциплину и неукоснительно выполнять все распоряжения — только тогда они благополучно вернутся на родину! Слова Бугенвиля о том, что он доверяет своим матросам, вызвали возгласы одобрения.
Странную картину представляли собой экипажи обоих кораблей. Тропические ливни, томительный зной, сменяющийся холодом, изнурительная работа, недоедание, превратившееся в голод, болезни неузнаваемо изменили облик матросов. Их истощенные, загоревшие до черноты, обветренные лица покрылись цинготными пятнами. Истрепавшаяся одежда висела лохмотьями. Многие по-пиратски повязывали головы шейными платками. Почти у всех на поясе висели длинные ножи для защиты от диких зверей и ядовитых змей. Лишь один Аотуру, изящный и грациозный в своем парео, походил на актера, попавшего в шайку разбойников. Неизменно подвижный, веселый и приветливый, таитянин оставался таким же обаятельным, каким был у себя на родине.
Через несколько дней, после того как корабли вышли из бухты, открыли новые острова. Бугенвиль назвал их именами офицеров — Бурнана, д Орезона, Бушажа и лично нанес на карту. Все эти острова располагались редкой цепочкой вдоль северо-восточного побережья острова Новая Британия.
Для экипажей сшили одежду из парусины, но почти все ходили босиком. Пришлось снова значительно сократить пищевой рацион. Бугенвиль постоянно внушал спутникам: нельзя падать духом. Даже в самых тяжелых обстоятельствах побеждает терпение и выдержка. Он приказал вечерами устраивать танцы, как и в благополучные времена похода.
Прошло еще несколько недель. За это время обнаружили новые земли и среди них остров Анахорет, названный так потому, что его жители не обратили почти никакого внимания на два судна, идущие под парусами.
Корабли лавировали среди многочисленных островков, расположенных к северо-востоку от Новой Гвинеи, Бугенвиль дал этому архипелагу наименование Эшикье — Шахматная доска (острова Ниниго).
Положение ухудшалось тем, что остатки провизии испортились. Люди ели протухшую солонину, с трудом подавляя тошноту. Половина экипажа уже не могла работать. Даже любимец Бугенвиля, боцман Пишо, погрустнел. Он проплавал более полувека, ему пришлось испытать всякое, но и он слег от жестокой цинги.
Наконец корабли оказались у побережья Новой Гвинеи. Дул слабый юго-восточный бриз. Шли дожди, сменяющиеся ясной погодой и полным штилем.
Однажды на фрегате прозвучали сразу две тревоги. Марсовый заметил длинную полосу прибоя. Бугенвиль тотчас отдал приказание положить лево руля, но с бака закричали, что под судном мель. Легли в дрейф. Наутро на расстоянии всего нескольких морских миль открылся голландский остров Боеро (Буру). Когда суда приблизились, морякам предстала сказочная страна: на берегу бродили стада тучного скота, высились кокосовые пальмы. Земля изобилия!