Дидро вытащил из кармана черный камешек и подвел Гримма к фонарю.
— Вот что прислал мне на днях Коммерсон. Он вместе с юным Лисле поднялся на действующий вулкан Питон де ля Фуркэз на острове Бурбон и пробыл там три недели! Это кусочки «черного стекла» — обсидиана, выброшенные во время извержения 1766 года. Такие же примерно кусочки найдены и на других вулканах.
Гримм внимательно осмотрел обсидиан.
— Его следует отдать в Королевский ботанический сад. Но мы у цели. — Он показал на освещенный подъезд, откуда выходила шумная компания франтовато одетых людей. — Глоток хорошего вина не помешает нашей беседе.
Дидро спрятал в карман кусочек обсидиана и улыбнулся: его друг был верен себе.
Глава X
Красный цветок капитана
Разум растет у людей в соответствии с мира познаньем.
Непременный секретарь Французской академии наук де Фуши постучал молотком по столу и торжественно провозгласил:
— Итак, согласно баллотировке, избран членом Академии Филибер де Коммерсон, доктор из Шатийона, который более двадцати пяти лет занимается науками, изучением природы, и его успехи на этом поприще равны его рвению.
На передних скамьях недовольно зашумели. Это были все те, кто голосовал против избрания никому не известного доктора.
Де Фуши трижды стукнул молотком, но шум усилился. И тучный дю Сежур и желчный Клеро, всегда враждовавшие между собой, сейчас объединились. Кто знает этого доктора? Разве он был хоть на одном королевском приеме? Эти ученые мужи, привыкшие измерять достоинства человека количеством орденских лент, шикали и неистово топали ногами.
— Не было ни одного великого человека, — шепнул дю Сежур своему соседу справа, — родившегося в провинции, который не приехал бы в Париж для усовершенствования своего таланта и не остался бы здесь на всю жизнь, ибо покинуть этот великий город никто не в силах. А этот Коммерсон почти и не бывал в Париже.
— Блистали Кассий и Брут именно потому, что не видно было их изображений, — ответил его собеседник по-латыни.
Дю Сежур недовольно отвернулся.
К кафедре подошел взволнованный астроном Лаланд. Он что-то сказал де Фуши. Тот согласно кивнул головой.
Лаланд встал за кафедру.
— Поскольку наш новый академик де Коммерсон отсутствует, я считаю своим долгом хотя бы вкратце охарактеризовать его научную деятельность, тем более, что неизвестно, когда этот натуралист появится в этих стенах.
— Нас мистифицируют! — крикнул дю Сежур.
Но на этот раз его никто не поддержал. Академики выжидательно молчали.
— Итак, — начал Лаланд, — собравшимся уже известно, что мосье Коммерсон потратил более двадцати пяти лет на изучение ботаники. Эти долгие годы не прошли бесследно. Его страсть — открывать не известные науке растения не утолена и по сей день. Но только ли это можно поставить в заслугу новому члену Академии? Кажется, много разногласий вызывает его сообщение о том, что он обнаружил на Мадагаскаре карликовые племена пигмеев, в существование которых многие из находящихся здесь попросту не верят.
Вновь поднялся шум, раздались выкрики: «Тише, тише, дайте послушать!»
Имя молодого астронома Лаланда стало очень популярным в Париже благодаря курьезному происшествию. Всего несколько месяцев назад он решил сделать в Академии доклад о кометах, и афиши об этом были расклеены по всему городу. Парижане почему-то решили, что речь пойдет о неизбежном столкновении Земли с какой-то кометой. Лувр, где заседала Академия, был осажден огромными толпами возбужденного народа. С трудом удалось убедить людей, что речь идет всего-навсего об обычном научном докладе о небесных телах.
Сейчас, когда академики слушали сообщение Лаланда о наблюдениях, сделанных его другом Коммерсоиом, многие не могли сразу поверить, что в горах на Мадагаскаре живут люди ростом всего в пять футов. Лаланд говорил, что они хорошо вооружены, но очень миролюбивы и не воюют со своими соседями мальгашами. До сих пор были известны только великаны в Патагонии. А этот Коммерсон и тут утверждает, что это не великаны, а люди обычного роста. Но ведь сообщения о великанах достоверны. Они проверены неоднократно. Об этом писалось и в «Корреспонденциях» Гримма.
— Идеи и мысли Коммерсона многообразны, — продолжал Лаланд. — Я мог бы рассказывать об этом очень долго. Но одно доктор Коммерсон считает особенно важным. Он просил меня представить на рассмотрение Академии проект, составленный им на острове Мадагаскар. В этом документе он предлагает создать Всемирную академию наук. Вот здесь дан и план этой академии. Как вы видите, все здания расположены по концентрической спирали вокруг главного помещения, которое должно служить одновременно и Капитолием и обсерваторией…
Эти слова Лаланда были встречены неодобрительным гулом.
Когда ученые расходились после заседания, дю Сежур хватал каждого за рукав и кричал: «Я же говорил, что этот провинциальный гений просто сумасшедший!»
Возвратясь к себе в Отель Клюни, который Лаланд занимал вместе с астрономами Делизлем и Мессьером, он увидел молодую женщину, одетую во все черное. Она назвалась Жанной Барре и сказала, что приехала в Париж, чтобы выполнить последнюю волю натуралиста Коммерсона.
— Последнюю волю? — тихо переспросил Лаланд. — Мой друг Филибер умер?
— С Мадагаскара в Порт-Луи на Иль-де-Франсе он возвратился совсем больным, хотя и до этого здоровье его было очень плохим. — Жанна опустила голову. — 13 марта он скончался в имении Ретрет. Я была с ним до последней минуты.
«Так, значит, его избрали академиком через три месяца после смерти, — подумал с горечью Лаланд. — О судьба! Как ты к нему несправедлива!»
В волнении он, сам того не замечая, рвал на мелкие клочки носовой платок.
— Коммерсон все время думал о том, что не смог закончить описание своих многочисленных материалов, доставшихся ему такой дорогой ценой, — глухо сказала Жанна. — Он тревожился за их судьбу и просил меня сделать все, чтобы спасти собранное от невежества колониальных чиновников.
Лаланд овладел собой. Он пытливо всмотрелся в лицо посетительницы. Рыжие волосы, выбивающиеся из-под черной накидки, печальные карие глаза, скорбно опущенные углы маленького рта. Так вот она какая, Жанна, о которой столько писал Филибер. Неутешная подруга? Вдова? Преданная помощница? Как бы там ни было, она, видимо, немало пережила за последние годы. Но не будь ее, кто знает, смог бы Коммерсон сделать так много? Недаром натуралист посвятил ей растения Баретиа боннафидиа, оппозитива, гетерофиллиа.
— Мадемуазель Барре, — сказал Лаланд. — Мы сейчас же начнем обдумывать план, как спасти научные сокровища, собранные нашим общим другом.
Впервые за время разговора в глазах Жанны мелькнули живые искорки.
Небо непрерывно сочилось мелким надоедливым дождем. Когда налетал порыв ветра, деревья, высившиеся над маленьким домиком, стряхивали тяжелые капли на железную крышу.
Бугенвиль выглянул в окно. Влажное, туманное утро. Здесь, в Кутансе, погода не баловала людей — она была почти такой же, как и по другую сторону Канала — на Британских островах.
Бугенвиль опять склонился над картой, в который раз прослеживая путь удачливого английского мореплавателя Джемса Кука. Кук, так же как и он, установил, что Австралия Святого Духа Кироса не часть Новой Голландии, как думал этот путешественник, а лишь остров, который Бугенвиль назвал Большими Цикладами. От материка их отделяло широкое водное пространство. Уже в своем первом плавании после посещения Таити, или острова короля Георга, как именовал его Кук, английский капитан двинулся на юго-запад и нанес на карту все восточное побережье Новой Голландии, которое, таким образом, приняло реальные очертания.