Бугенвиль шагал все так же ровно, но прислушивался, не скажет ли боцман чего-нибудь еще. Ему даже показалось, что Пишо причмокнул губами, как бы собираясь что-то сказать, но, видимо, раздумал.
Они подошли к самой воде. Берег был усеян щепками, обрывками канатов, мусором. Валялись неотесанные бревна, чернели бочки со смолой. У дебаркадера легко покачивалась на волнах шлюпка с «Будёза».
Когда Бугенвиль поднялся на фрегат по парадному трапу, его встретил вахтенный офицер и старый товарищ по прежним плаваниям на Малуинские острова капитан второго ранга Дюкло-Гийо.
Бывалый моряк был сдержан, и все же его суровое лицо осветилось неподдельной радостью. Бугенвиль прошел на ют. На корме корабля развевался королевский флаг: двойной красный крест на белом поле и в углах лилии Бурбонов. С высоты капитанского мостика открывался хороший обзор рейда, находившегося в десяти лье к западу от Нанта, в устье широкой Луары. Над оголенными мачтами фрегата нависли тяжелые осенние тучи. Бугенвиль снял треуголку и посмотрел на покачивающиеся верхушки мачт.
— Мосье капитан, — услышал он голос Дюкло-Гийо. — Офицеры собрались в кают-компании и ждут вас.
Бугенвиль еще раз посмотрел на серое свинцовое небо и прошел в кают-компанию, расположенную под адмиральской каютой.
Офицеры встали, приветствуя своего командира. В парадной форме они были удивительно похожи друг на друга. Одинаковые темно-синие кафтаны с белыми отворотами, одинаковые напудренные парики, одинаково поблескивают шпаги в пробившихся наконец скупых лучах солнца.
Несмотря на торжественность обстановки, которую подчеркивали тяжелые, обитые бархатом кресла, золотое шитье мундиров, у Бугенвиля возникло ощущение легкости, внутренней свободы. Это ощущение он испытывал всякий раз, попадая на палубу корабля. Даже здесь, в кают-компании, пахло морем, рыбой, смолой, свежим деревом. Он искоса взглянул на Дюкло-Гийо. Конечно, тот тоже испытывает сейчас радостное волнение, хотя, быть может, как истинный моряк, и не замечает извечных запахов моря.
Бугенвиль ответил на приветствие собравшихся.
— Шевалье де Бурнан…
— Шевалье де Бушаж…
— Шевалье д’Орезон…
— Шевалье дю Гарр… — представлялись ему офицеры.
— Я очень рад, мосье офицеры и гардемарины, — сказал Бугенвиль. — что наш король и провидение вверили моему командованию столь замечательный корабль и столь доблестных офицеров. Неизвестно, что нас ждет в плавании, но я уверен… — капитан сделал паузу и еще раз обвел взглядом лица собравшихся, — я уверен, что мы с честью выполним возложенную на нас королем нелегкую миссию, а провидение и морской бог Нептун к нам будут благосклонны…
Он выдержал паузу и добавил:
— Теперь позвольте мне осмотреть корабль и поздороваться с командой.
— …Во всяком случае мы получим хорошую возможность нанести решительный удар герцогу Шуазелю, пользующемуся столь большим влиянием при дворе благодаря покровительству богопротивной маркизы Помпадур…
Голос звучал монотонно. Можно было подумать, что говоривший читает текст по написанному, хотя перед ним не лежало ни единого клочка бумаги. Оба собеседника были облачены в черные одеяния. Один из них — в длинную сутану, другой — в плотный плащ с капюшоном, какие носили монастырские служки.
— Новый Свет открыл ордену Иисуса славное поприще. Все увидели, как горсточка безоружных людей вносит веру в среду диких народов. Теперь на испанских землях Америки, вместо скопищ кровожадных орд, трудятся во славу божию истинные христиане — вчерашние дикари. Но, как видно, это не по нутру нашим врагам, и они хотят вырвать миротворный крест из наших рук…
Человек в сутане говорил с легким испанским акцентом. Он достал какие-то желтые листки, прочитал их про себя и, не торопясь, зашагал по комнате.
Несмотря на полдень, окна была завешаны шторами. В массивном медном канделябре горело несколько свечей.
— Мы располагаем двумя письмами герцога Шуазеля французскому послу при испанском дворе маркизу д’Оссюну, В первом из них Шуазель выказывает недовольство тем, что испанский монарх не последовал примеру Людовика Пятнадцатого. Он осуждает слабость Карла Третьего и неспособность его министра Гримальди к решительным действиям против иезуитов. Это письмо от 27 марта сего, 1766 года. Во втором письме, датированном маем, говорится о возможной посылке экспедиции в южные моря. Что эта экспедиция будет отправлена, к сожалению, сомневаться не приходится. Как вы знаете, отец Лавесс, для того чтобы предупредить изгнание нашего ордена из Испании и опять войти в доверие к Людовику, надо прежде всего свалить Шуазеля, чьи щупальца уже тянутся и к Испании.
Всякого другого этот монотонный голос наверняка усыпил бы, но отец Лавесс слушал с напряженным вниманием. Он еле заметно покачивал головой, как бы соглашаясь с тем, что говорил его собеседник.
— Конечно, председатель совета министров и его кабинет пропитаны ядом современных доктрин, но король дон Карлос истинный католик. Никогда, пожалуй, не было столь набожного монарха. Он презирает светские удовольствия. Он ищет дружбы с Римом и не противится нашим замыслам. Ваша же задача, отец Лавесс, строго следовать инструкциям, полученным от генерала нашего ордена кардинала Риччи.
Отец Лавесс поднял на собеседника маленькие бесцветные глаза.
— До сих пор я выполнял все распоряжения герцога Дегийона, как это мне предписывалось. Корабль, который сейчас стоит на рейде, будет моим обиталищем до тех пор, пока это нужно ордену. Мне удалось сделать так, что в его команде будет несколько верных людей.
Лавесс многозначительно помолчал, перед тем как заговорить вновь:
— Пока что наша цель — Южная Америка, там наши братья очень сильны.
— Вы не должны, отец Лавесс, ни на минуту забывать, какая участь грозит ордену, если не удастся парализовать действия Шуазеля и португальского министра маркиза Помбаля, изгнавших наш орден из Франции и Португалии. Третьего дня мы перехватили последнее письмо Шуазеля, направленное специальной почтой в Эскуриал.
Подтверждаются наши худшие опасения. Мы не должны оказаться захваченными врасплох. А ставленник морского министра капитан Бугенвиль, как мне точно известно, человек решительный и твердый. Ни в коем случае нельзя возбуждать его подозрений в том, что мы хотим задержать экспедицию в Южной Америке.
— Осталось решить еще одно, — сказал отец Лавесс. — Очевидно, на втором корабле священником будет янсенист Маньяр[1]. Теперь, когда Людовика убедили, что христианская религия существовала пятнадцать веков без иезуитов и прекрасно обойдется без них и дальше, янсенисты подняли голову. Маньяр будет наверняка моим противником, хотя я официально и не являюсь больше членом нашего ордена.
Человек в плаще отрывисто сказал:
— Не вам, отец Лавесс, задумываться над такими пустяками. Мне прекрасно известны ваши выдающиеся способности. Думаю, что вы сможете все устроить наилучшим образом…
Он снял щипцами нагар со свечей, погасил их и откинул шторы.
Комната наполнилась светом. Собеседник отца Лавесса подошел к окну и, указывая на высокие мачты, видневшиеся отсюда, с третьего этажа старинного здания, проговорил:
— Видите, отец Лавесс, на «Будёзе» поднят флаг капитана первого ранга. Значит, Бугенвиль уже на борту фрегата.
Лавесс посмотрел по направлению протянутой руки и прищурил глаза. Линия рта с узкими губами вытянулась в тонкую полоску, на бледных щеках появились розовые пятна.
Он обернулся к своему собеседнику:
— Никогда этот корабль не войдет в Южное море… Однако пора уже позвать человека от герцога Дегийона, который давно дожидается внизу.
Человек в черном плаще кивнул головой. Лавесс позвонил в колокольчик. Пока посетитель поднимался по лестнице, оба собеседника молчали. Лавесс думал о предстоящей ему «миссии». По делам ордена он бывал и в Индии, и в Африке, проповедовал там слово божье, но в такое длительное плавание пускается впервые. Что ж, это нужно для ордена, и он, Лавесс, готов на все. Во Франции после Семилетней войны настали тяжелые времена. Чернь то и дело бунтует. Развелось много вольнодумцев, называющих себя философами, которые восстают против бога и церкви. Несмотря на королевский запрет, продолжают выходить тома «Энциклопедии», которые могут посеять только смуту и рознь в государстве. А что делают министры? Военный и морской министр герцог Шуазель добился изгнания ордена иезуитов — этой опоры королевской власти. Нет большего безумия! Сейчас министр занят флотом и не хочет ничего более знать. Нет, иезуиты еще сильны, и они покажут себя.
1
Янсенизм — религиозно-общественное течение во Франции, возникшее в XVII веке. Оно в известной мере отражало ненависть широких масс к иезуитам и являлось своеобразной формой оппозиции буржуазной и дворянской интеллигенции абсолютистскому режиму.