— Ну, Гришка, хочешь сегодня после обеда подняться наверх и попробовать поработать на высоте? Если голова закружится, то можешь спуститься вниз. Мише нужен человек, чтобы выравнивать и придерживать в одном положении фланец трубы, пока он будет ее сваривать.
Гришка выпятил от гордости грудь колесом. Он уже давно ждал, когда ему предоставится такая возможность.
— Да ты что — голова закружится?! Конечно, я пойду. Только, послушай, а как насчет валенок? Там наверху холодно.
— Знаю, — ответил Шабков. — Я говорил про тебя мастеру и поговорю с ним еще раз. Но если на складе вообще нет валенок, то что я могу сделать?
— Но нам же должны их выдавать, — сказал молодой монтажник и крепко выругался. — Это есть в коллективном договоре. Я сам читал.
Никто ему не ответил. Каждый либо сам читал коллективный договор, либо слышал, как другие читали его вслух, но, как сказал Шабков, если вообще нет валенок, то что можно сделать? Другой монтажник промолчал. Он немного побаивался, что бригадир предложит и ему поработать на высоте. Сейчас ему больше хотелось оставаться на земле. Он уже привык к лестницам и коротким стремянкам, но карабкаться на шестидесятифутовую стальную колонну, чтобы работать на трубе, установленной на самом верху, ходить по этим раскачивающимся деревянным мосткам — нет, ни за что! Гораздо лучше находиться на земле и крутить рукоятку ручного подъемника, даже если иметь только третью категорию и получать сто двадцать рублей в месяц, в то время как монтажникам, работающим на высоте, обычно давали четвертую категорию и они зарабатывали до двухсот рублей.
Мы пересекли несколько железнодорожных путей, прошли мимо доменной печи № 2, которая уже работала, перелезли через груды конструкционной строительной стали, через незаконченные фундаменты, горы земли и насыпи и, наконец, подошли к низкому, длинному деревянному зданию, куда со всех сторон стекались рабочие. Над дверью была надпись: «Столовая № 30».
— Сколько у тебя карточек? — тихо спросил Попов у Шабкова. — А, ну да, ты же «особый» (он имел в виду «кулак, лишенный гражданских прав», «раскулаченный») — у тебя только одна.
Шабков усмехнулся. У него было две карточки. Мастер Иванов дал ему еще одну по той простой причине, что, по его мнению, лишний обед, вложенный в Шабкова, давал максимальный процент прироста капитала в единицах производительности труда.
Они вошли в столовую вместе. Сами рабочие почти не делали никакого различия между «особыми» и всеми остальными. Их отцы или же они сами раньше были кулаками, но теперь они все вместе делают одно общее дело, живут так же, как и все, и в то же время «особые» очень часто работают лучше среднего уровня. Надо помнить, что они обычно были наиболее энергичными людьми в своей деревне, и потом, во времена нэпа[22], стали процветать. Шабкова все уважали. Он возглавлял бригаду из восемнадцати человек, из которых только двое были «особыми», и тем не менее он без труда поддерживал дисциплину в своей бригаде.
В столовой было полным-полно народа. За непокрытыми скатертью длинными деревянными столами сидели рабочие, и почти позади каждого сидящего и обедающего человека стоял еще один, ожидавший, когда освободится место. Здесь было много шума и сутолоки. Молодые официантки бегали по комнате, разнося огромные деревянные подносы, уставленные тарелками супа, и большие ломти хлеба. В столовой было холодно, и я видел, как от дыхания клубятся облачка пара. Однако здесь было намного теплее, чем на улице, и все расстегивали свои тулупы и завязывали на головах уши шапок-ушанок. В дверях дородный татарин проверял у входивших в столовую их карточки и выдавал каждому деревянную ложку.
22
Нэп — новая экономическая политика, 1923–1928 гг., создавшая условия для временной реставрации индивидуальной инициативы и мелкого капитализма в промышленности, торговле и сельском хозяйстве. —