— То ли моя женка, — рассуждал он, — кровь с молоком! Когда меня нет, и по хозяйству, и в поле, и по дому, всюду успевает. А с этой одни проблемы будут. Хотя бабенка, по всему видать, богатая. А князь, видно, падок до женщин. Глаз с нее не сводит. Их, князей, понять тяжело.
Рассуждая таким образом, Бряга нажимал на угощения, многие из которых он пробовал впервые. Особенно ему понравилось вино. Опорожняя кувшин за кувшином, у него тоже закружилась голова, потемнело в глазах и, как многие из гостей, заснул прямо здесь, среди подушек.
Когда застолье стало шумным, княжна Анна удалилась. Шорин, чтобы немного остыть и прийти в себя, вышел на свежий воздух.
«Веду себя, как последний дурак, — думал он. — Столько разговаривать с княжной, и ничего ей не сказать о своих чувствах. Как она хороша! Божественная красота! Надо ее прямо сейчас найти и объясниться».
— Князь, — позвал Шорина из темноты женский голос.
Василий пошел на звук голоса. Какая-то женщина схватила его за рукав.
— Следуйте за мной и старайтесь тише, желательно, чтобы нас никто не видел, — произнесла она.
Князь, ничего не спрашивая, последовал за женщиной. В темноте он ничего не видел, и его даже удивила способность провожатой ориентироваться в темноте. Скоро они были на месте. Женщина приоткрыла входную дверь и впустила князя.
— Азиза, будь за дверью. Пусть нас никто не беспокоит, что бы ни случилось, — раздался из глубины комнаты голос Анны.
Зажглась свеча и осветила комнату. То была опочивальня. Анна была в том же волшебном наряде, только накидка была сброшена на пол.
— Анна, я вас люблю, безумно люблю! Люблю с того мгновения, когда увидел вас в Москве! — произнес князь Шорин.
— Я разделяю ваши чувства, но сейчас не надо слов! — прошептала чуть слышно Анна.
Василий подошел к Анне, взял ее на руки и понес на приготовленное ложе. Дальше двое молодых, любящих друг друга людей предались безумству любви. Вся ночь пролетела в любовных утехах. Наутро утомленные любовники заснули, крепко удерживая друг друга в объятиях.
Для всех они пропали надолго. Служанка приносила еду им прямо в опочивальню и бдительно охраняла покой влюбленных. До нее доносились то смех, то стоны, то тихий разговор. Мир для Василия и Анны исчез, вернее, они вдвоем стали всем миром.
11
Матвей Бряга тоже пребывал в затмении. Но, в отличие от Шорина, затмение то было алкогольное. Достархан оказался весьма хлебосольным. Вот уже пятый день слуги непрерывно обновляют блюда и наполняют вином кувшины. Гости, перебравшие зеленого змия, спят не уходя, раскинувшись на шкурах и подушках. Бряга и тут показал удаль. Многие были поражены объемами, поглощенными казаком, а некоторым остяцким князцам, не угодившим загулявшему десятнику, перепало по крепкому тумаку. Уважение к Матвею достигло таких высот, что остяки приближались к нему только на четвереньках, не смея поднять головы.
В очередной раз потеряв сознание, Бряга погрузился в сон. Снился дом, жена, дети, причем жена, прознав откуда-то про его гулянку, сильно ругалась, угрожая ухватом.
— Вот чертова баба, даже здесь расслабиться не дает, — сквозь сон подумал казак, начиная просыпаться.
Остяки, чтобы не разбудить буйного казака, разговаривали вполголоса.
— Княжна плохо себя ведет. Потеряла голову из-за русского. Делами не занимается. Люди ее который день в лесу ждут. Рача без жрицы скучает. Плохо, совсем плохо.
— Эй, косоглазые! — встрепенулся ото сна казак. — Что вы там про идола Рача болтали?
— Что ты, господин! Какой Рача? Мы крещеные, церковь ходим. Видно, приснилось тебе, — упав на пол, пробормотал остяк.
— Смотри, шельма, пытать буду, все расскажешь! — пригрозил Матвей, а про себя подумал: «Видно, действительно привиделось, надо прекращать гулянку. Пойду прогуляюсь, князя поищу».
Десятник вышел из юрты. Солнечный день радовал глаз, чистый воздух наполнил легкие. Ударил колокол. Матвей направился к храму Живоначальной Троицы. После отбытия из Тобольска ему не доводилось посещать церковь, и православная душа требовала молитвы. Небольшой храм красовался неподалеку. Свежесрубленные стены еще не потемнели, а маковки куполов были даже крашены в синий цвет. Снаружи он производил хорошее впечатление, но внутри Бряга почувствовал себя неуютно. Пустой храм, плесневелый запах, одинокая свеча, зажженная служкой перед его приходом. Ни запаха восковых свечей, ни тем более ладана. На вопрос Матвея служка, скромно потупив глаза, пояснил.