— Нет, нет увольте, — перебил его прокурор и, по примеру врача, также внезапно спросил: — Какой сегодня день?
— Четверг, господин прокурор, вы тоже запамятовали?
— Имущество у; вас есть? — тонким голосом спросил судья. — Дом, скажем?
— Строил, да не достроил. Затратил пять тысяч, продал за четыре.
— А деньги где? — не унимался судья.
— Если это вас так интересует, в обществе взаимного кредита, господин судья.
— Вы всегда с таким трудом отвечаете на вопросы? — спросил врач.
— В зависимости от того, каковы вопросы, — грустно усмехнулся Коста.
— Вы свободны, господин Хетагуров, — бесстрастно сказал генерал Толстое.
— Такое не часто слышал. Благодарю вас! — насмешливо поблагодарил Коста и удалился из кабинета.
— Господа! — громко сказал Толстов. — Надеюсь, суть дела ясна? Какие будут предложения?
Прокурор и судья торопливо перелистывали толстые тома законов, подыскивая нужные статьи. Врач еще и еще раз перечитывал записи в акте медицинской экспертизы.
Наконец он поднялся.
— Разрешите огласить акт, ваше превосходительство?
Толстов кивнул головой.
— «На основании, прошения жены жителя селения Зарамаг Владикавказского округа О. Кайтмазовой, — скороговоркой прочел врач, — в особом присутствии Областного правления Терской области… под личным председательством начальника области и при участии нижеподписавшихся лиц произведено было освидетельствование состояния умственных способностей Константина Левановича Хетагурова. На основании результатов освидетельствования особое присутствие единогласно постановило: признать Константина Левановича Хетагурова одержимым душевным расстройством…»
— Ну как, господа? — спросил Толстов.
— Все по закону, ваше превосходительство, — одобрил прокурор. — Жаль, что Ольга Кайтмазова раньше не подала свое прошение.
13
«Кажется, я и вправду схожу с ума!» — ужаснулся Коста, оглядываясь кругом. Все казалось черным — и деревья, и голая осенняя неприкрытая земля, и мокрые, блестящие от дождя скамейки на бульварах. Черные прутья покрывали Столовую гору, такую зеленую и мягкую летом. Лица прохожих, торопившихся куда-то мимо него, тоже казались ему черными, озабоченными.
Он шел, прихрамывая, опираясь на палку, и ему чудилось: все глядят на него подозрительно. «Они знают о том, что произошло в кабинете начальника области, — с тоской думал он. — Впрочем, не знают сегодня — узнают завтра, во Владикавказе тайн не бывает».
И он представил себе, как во всех домах, за окнами, которые сейчас кажутся такими мирными и доброжелательными, собираются люди и повторяют, обсуждают на все лады сенсационную новость: «А наш-то Хетагуров, поэт и художник, умом тронулся!»
Это, пожалуй, пострашнее ссылки.
Эх, Ольга, Ольга!
Коста не сомневался, что вся нынешняя процедура — дело ее рук. Никто никогда не приносил ему столько горя, огорчений и оскорблений, как его сестра. Откуда в ней столько корысти и злобы? Слава богу, старый Леван не дожил до этого позорного дня.
Только бы не встретить никого из знакомых! У Коста сейчас не было сил разговаривать с кем бы то ни было. И вдруг…
— Коста!
Он вздрогнул, услышав знакомый голос.
— Александр! Какими судьбами? — удивился он, увидев отца Цаликова, энергичным шагом направляющегося к нему в своей длиннополой развевающейся рясе, и рядом с ним Анну. — Что случилось? Здоровы ли ваши?
— У нас все хорошо, дорогой, — торопливо говорил Александр, обнимая Коста. — А что с тобой? Ты исхудал, бледный, глаза горят. Я получил письмо от друзей наших, они пишут, что ты болеешь. С Ольгой у тебя нелады.
Коста безнадежно махнул рукой.
— Не подобает на женщину жаловаться, но если бы ты слышал хоть один наш разговор, прочитал хоть одно ее письмо ко мне… Почему же мы стоим здесь? — спохватился он. — Пойдемте ко мне, в холостяцкое мое жилище.
— Нет, нет, дорогой, меня во Владикавказ по делам вызвали, я побегу, вечером встретимся. А пока поговори с Анной. Она тебе все расскажет.
— Вы не заняты, Анна Александровна? — сухо спросил Коста, выждав, когда отец Александр скроется за углом.
Анна молчала, опустив голову.
В последнее время отношения их резко изменились. Вернувшись из Херсона, Коста не раз пытался возобновить разговор о замужестве, но Анна все отмалчивалась, уклонялась. И вот уже скоро год, как он перестал писать ей. Сначала Анна не придавала значения перемене в нем, она давно свыклась с мыслью, что Коста любит ее, это стало для нее естественным, как солнечный свет и воздух. И она не сомневалась, что он простит ее, что она вновь станет получать письма, исполненные нежности, любви, заботы.