— Я только друзей пойду обрадую. — И, не договорив, он направился к двери.
— Веди их сюда! — крикнул вдогонку Ислам. — Друзья Коста — мои друзья!
Не успел Коста опомниться, как в комнату вошли трое, — теперь их лица были открыты, и он сразу узнал Хасаука, Аскерби и Султанбека. От радости у него гулко заколотилось сердце…
— Друзья, братья… — только, и повторял он. — Помните ту ночь, когда шахта завалилась?
— Как забудешь, дорогой учитель? Были кровниками, стали братьями. Если б не ты, гнить бы в земле нашим костям. А ты болеешь, учитель? Исхудал как… — Хасаук сочувственно поцокал языком.
— Ссылка — не свадьба, — проговорил Аскерби. — А вы? Вы-то как живете? — спросил Коста, чтобы перевести разговор. — На шахтеров не похожи. Только всю правду рассказывайте, люди здесь свои, — добавил он, видя, что друзья опасливо поглядывают на Ислама и Махача.
— Похвастаться нечем, — опустив глаза, ответил Султан-бек. — В абреки подались.
В комнате воцарилось, неловкое молчание.
— Форель остынет, — объявил Ислам. — Гости с дороги голодные. Садитесь к столу, пейте кумыс. Чем богаты, тем и рады…
— Людей, значит, грабите? — нахмурясь, спросил Коста.
— Людей мы не грабим, Коста, а вот князей или офицеров… Они нас днем грабят, а мы их ночью… Говорят, это даже кораном дозволено. У богатых берем, бедным раздаем… Благородное дело!
— Не бывает благородного грабежа! — покачал головой Коста и отхлебнул из чашки кумыс.
— А что делать? Рудник закрыли, прогнали нас. Даже за труд не заплатили. Сказали — царь, мол, с японцем воюет, все деньги на войну уходят, надо ради царя-батюшки на жертвы идти. А он-то о детях наших думает?
— Так и живем: земля — постель, небо — одеяло, — грустно заключил Хасаук.
— Мы к тебе пришли, чтобы ответ получить: говорят, царь указ готовит — земли поровну делить. Правда это?
— Такой указ царь издаст, когда лед на вершине Эльбруса растает, — усмехнувшись, сказал Махач.
— Так что же делать?
— А вот это уже другой разговор, — улыбнулся Коста. — Ну-ка, Махач, растолкуй им!
— Своими руками землю брать надо, — твердо сказал Махач. — Большевики — слышали такое слово?
— Слышали. На рудниках нам один шахтер много про них рассказывал.
— Большевики против аллаха, — вмешался Султанбек. — А мы против аллаха не пойдем!
— Ты поначалу детям своим землю отвоюй, а потом будешь думать, кто за аллаха, а кто против, — сказал Махач. — Большевики о тебе и о детях твоих думают…
Разговор длился до рассвета. Прощаясь, Хасаук сказал:
— Спасибо тебе, Коста! Хорошие слова услышал я в этом доме. Поеду во Владикавказ — друзьям расскажу.
— Молодец! — сказал Махач. — И еще запомни: винтовка твоя пригодится не только офицеров пугать. Береги ее для настоящего дела!
4
— К середине лета Коста настолько окреп, что смог участвовать в дальних прогулках, которые совершали его друзья по окрестным горам. Часто с рассвета уходили они из дому, забредали на пастушеские кутаны высокогорных пастбищ, разговаривали с пастухами, слушали их песни. А по ночам, когда зажигались костры и пламя взметывалось к черному небу, Коста и Ислам читали пастухам свои стихи, Махач рассказывал о жизни Дагестана, о том, как борются за свои права рабочие в Порт-Петровске, в Грозном, в Баку…
Пастухи слушали внимательно, и Коста знал — завтра эти слова разнесутся по горам и ущельям, — испокон веков существует здесь этакий беспроволочный телеграф.
Во время прогулок Махач собирал образцы горных пород. Он не переставал удивляться богатству недр.
— Серебро, цинк, свинец, сера… Чего только здесь нет! — с изумлением говорил он. — Несметные сокровища, а народ нищенствует.
— Хозяина нет, — объяснял Ислам.
— Наоборот, слишком много хозяев, — возражал Коста. — А нужен один, но тот, кому все это принадлежит по праву.
— Придет время, попадет добро в надежные руки, — сказал Ислам. — Только доживем ли?
— Не мы, так дети наши доживут! — уверенно отвечал Махач.
Они возвращались домой через низкорослый сосновый лесок, по мягкой, выстеленной длинными хвойными иглами и прогретой солнцем земле.
— Дышится как! — негромко проговорил Коста, с наслаждением вдыхая прохладный смолистый воздух.
— Живем, как в раю, только что не на небе, — пошутил Махач.
— Что это? — вдруг нахмурился Ислам. — Зачем, он здесь?
Навстречу им: торопливым шагом шел слуга Ислама. Он был явно встревожен.