– А чем он занимался? Я имею в виду, где он работал?
Мистер Мубарак снова вынул трубку изо рта и, прищурившись, пристально посмотрел на Бетти.
– Это вопрос, – сказал он. – Я не знаю, где он работал, но у меня сложилось впечатление, что он вообще не работал.
– А сколько ему было лет?
– Трудно сказать наверняка. Я же говорю – он много пил и, вероятно, выглядел намного старше своих лет. На мой взгляд, ему было где-то между тридцатью и сорока, может быть, немного больше. Когда-то он, наверное, был настоящим красавцем: широкоплечий, светловолосый, настоящий англичанин, вот только себя совсем не берег, если вы понимаете, о чем я. Когда мы с ним познакомились, он выглядел уже, гм-м… достаточно потрепанным. Потертым, так сказать, жизнью.
– Он ничего не рассказывал вам о своей семье? О родственниках?
Мистер Мубарак покачал головой.
– Нет, никогда. Да у него и не было никакой семьи. Ни друзей, ни родственников – никого. Одинокий волк.
Бетти кивнула. Похоже, ниточка, за которую она потянула, никуда не вела.
– О’кей, – сказала она и вздохнула. – Ладно, спасибо большое, я пойду.
– Не за что. – Мистер Мубарак достал из верхнего кармана халата визитную карточку и величественным жестом протянул ей. – Если вам вдруг что-то понадобится, звоните, не стесняйтесь. Надеюсь, вы найдете то, что ищете.
– Спасибо. – Бетти спрятала карточку в сумочку. – Я тоже очень на это надеюсь.
11
Начались школьные каникулы, и большой дом Летиции до краев заполнился молодыми людьми, велосипедами, мячами, спортивной обувью, криком, шумом и суетой. Артур и Генри были такими же светловолосыми, как их сестра, и – насколько успела заметить Арлетта – настолько же плохо воспитанными, как их младший брат Джеймс, который целыми днями только и делал, что лупил палкой по стенам и скандалил с матерью. Все, что бы ни говорила сыновьям Летиция, в одно ухо влетало, а в другое вылетало. Можно было подумать, что матери для них вовсе не существует или что она говорит столь тихим голосом, что расслышать ее могут только другие женщины. Арлетта была по настоящему потрясена, когда старший из братьев – Генри – выхватил у Летиции газету, которую она читала, и, не обращая внимания на требование немедленно ее вернуть, подбросил газету под самый потолок, отчего она рассыпалась на несколько листов, в беспорядке разлетевшихся по комнате. После этого он преспокойно повернулся и вышел. «Вернись немедленно, Генри! Ты слышишь?!» – крикнула ему вслед Летиция, но он не вернулся, и ей пришлось самой подбирать газету с пола.
Кроме того, старшие сыновья Летиции были неимоверно грубы. Арлетта не раз слышала, как Артур в глаза называл мать «глупой старой коровой», и недоумевала, почему Летиция не выпорет наглецов и не посадит их под замок каждого в свою комнату.
Муж Летиции Энтони вскоре после войны получил еще одно повышение и работал теперь в брюссельском отделении своей компании. На этот раз, однако, семью с собой он брать не стал, хотя приезжал в Лондон не чаще одного раза в месяц. Арлетта с ним еще не встречалась, но видела его фотографию. У мистера Миллера были толстые, как у хомяка, щеки, тонкие, словно нарисованные карандашом, усики и начинающие редеть черные волосы, и Арлетта терялась в догадках, как такая красавица, как Летиция, могла выйти за человека со столь заурядной внешностью. Сама Летиция, впрочем, всегда говорила о муже с любовью и уважением, к тому же, если судить по убранству его кенсингтонского особняка, мистер Миллер был весьма состоятельным человеком. Тем не менее Арлетта была абсолютно уверена, что в доме явно не хватает крепкой мужской руки, способной навести порядок и приструнить вконец распоясавшихся сыновей.
Сейчас старший из мальчишек Летиции смотрел на Арлетту с противоположной стороны коридора с такими высокомерием и надменностью, словно ему было не шестнадцать, а как минимум вдвое больше.
– Зачем ты носишь этот дурацкий жакет? – спросил он вдруг.
Арлетта машинально опустила взгляд, чтобы взглянуть на упомянутую деталь своего туалета. Она была в полном недоумении, с чего бы Генри вдруг вздумалось обсуждать с ней ее одежду. Нормальный жакет… Немного старомодный, быть может, и, уж конечно, не такой шикарный и богемный, как те платья, которые носила Лилиан, но ничего «дурацкого» она в нем не видела. Такой жакет вполне могла бы надеть и Летиция.
– Что ты имеешь в виду? – спросила наконец Арлетта.
– Я имею в виду, что он просто нелепый! – выпалил мальчишка. – Тебе сколько лет?
– Двадцать один, – ответила Арлетта, правда – несколько неуверенным тоном. С тех пор, как на вечеринке по поводу дня рождения Лилиан, на которой один из тостов был поднят в честь ее двадцатиоднолетия, прошло меньше двух недель, и она еще не привыкла к тому, что стала на год старше. Кстати, Генри на вечеринке присутствовал; Арлетта помнила, что он был в группе гостей, пытавшихся, по традиции, тянуть ее за уши.