Прихожу в главное здание, стучусь в дверь, обитую железом. Вошел.
Димиваныч сидел за столом и пил молоко из бутылки. Увидел меня, заткнул бутылку пробкой, спрятал в сейф.
И вдруг улыбнулся. Хорошо так улыбнулся, тепло.
— Решили мы тебя, Остаченко, послать работать в Китай. Решили доверить тебе… Поедешь помогать китайским братьям создавать собственную гражданскую авиацию, а то там англичане пока наживаются на наших братьях. Ответственное поручение!
Он еще что-то говорил, а у меня все поплыло перед глазами от радости.
Кого не обрадует большое доверие, ответственное поручение! Чем больше ответственность, тем больше радуется человек — я так понимаю радость.
И потом: я ведь с детства мечтал о пулемете. Чтобы вместе с дядей Димой, которого звали Дин Фу-тан, помочь китайским рабочим разгромить всех врагов и построить новую жизнь. И вот теперь я вдруг поеду в Китай без всякого пулемета и буду помогать нашим братьям.
— Завидую тебе, Веня! — сказал Димиваныч. — Сам бы поехал, да не знаю языка. Надо им помочь. Кто же им поможет, как не мы? Понял?
— Конечно, — соглашался я. — Вы даже не представляете, что для меня эта командировка. Ведь я лечу в свою мечту. Моя машинка бьет…
Пожали мы друг другу руки, и я выбежал из кабинета.
Если вы когда-нибудь будете собираться в поездку за границу, то вам, как и мне, придется выслушать от друзей и родственников тысячу полезных советов. Самое интересное заключается в том, что если эти советы и пожелания собрать вместе, то польза от них будет равна нулю, потому что они взаимно исключают друг друга…
Да, необходимо рассказать, какими путями я оказался в Свердловске. Приехали мы сюда после войны. Дело в том, что мой дядька Тарас Тарасович Конь погиб в сорок пятом при освобождении Маньчжурии от японских захватчиков. Нашла его пуля самурая. Сложил он свою лихую голову под Цицикаром, высмотрел его какой-то смертник, камикадзе, были они у японцев не только в воздухе или на торпедах, но и на суше, вроде кукушек, стреляли по командирам. Конь пошел освобождать китайцев в звании подполковника, в должности командира артполка.
Тетя Маруся сильно горевала, плакала, убивалась, чуть зрение не потеряла. Батьку списали на сушу по старости. Думали мы, прикидывали. Продали свою половину домика и тронулись на родную Украину, на которой я сроду не бывал. Но, видать, не судьба… Не доехали…
Расхворались старики в поезде — его в шутку называли «Пятьсот веселый». После победы над Японией войска с востока перебрасывались на запад, к тому же валил поток демобилизованных, бывших эвакуированных… Полтора месяца мы путешествовали и застряли на середине пути, на Уральском хребте. Обжились, конечно, получили квартиру во Втузгородке…
Когда я пришел домой, показал анкеты и тетя Маруся с отцом узнали, что мне срочно требуется сфотографироваться шесть на четыре, написать собственной рукой автобиографию, они понимающе переглянулись.
— Понятно! — сказал важно отец. — В загранку посылают.
— Веня, — всхлипнула тетка. — Ты же был вот таким маленьким… Помнишь, как сломал мне швейную машину? Крутил, крутил колесо… Чего же я стою? Совсем поглупела твоя тетка…
Она стала вынимать изо всех углов чемоданы, выкладывать на стол, на кровать, на пол их содержимое.
— Не нужны эти чемоданы, Веня, сынок, не бери ничего с собой, кроме русской души. Возьми белые полотняные брюки и сандалии на кожаной подошве, чтоб ноги в жару не прели. Чего ты ему рундуки навязала? Нужно ему твое барахло! Что он, на рынок едет? Не дело русскому человеку о барахле думать. Пошли в магазин, сынок, брюки покупать. Не будь бабой. Это бабы от глупости за тряпки хватаются…
Часть вторая
В Китае
Переезд границы — штука впечатляющая, даже если конечная станция на родной земле всего-навсего деревянный дом с двумя огромными залами… В одном зале стояли скамейки, похожие на садовые, на них сидели пассажиры, во втором на длинных столах лежали чемоданы, а вокруг ходили таможенники, люди весьма серьезные.
После досмотра пассажиры сели в поезд, он тронулся, у светофора с подножек вагонов соскочили пограничники.
— Все!
— Свершилось!
— Где она? Где она?
— Вон!
— Нет, рановато, не доехали.
— Поздно, проехали…
Лично я этой самой границы, которая всегда на замке, почему-то не заметил. Кругом была все та же степь, ковыль, небо…
Поезд подошел к станции. На ней красовались иероглифы «Маньчжурия».