– Только убить тебя, – задумчиво ответил тот. – Или напоить вином, чтобы ты заснул, а потом вложить нож тебе в руку. Не знаю даже…
– Получается, мне надо остаться здесь, чтобы там меня не стукнули по голове или не отравили, – сокрушался Лаций. – Но меня могут и здесь убить, а потом выволочь тело в сад.
– Да, боги запутали наши пути невозможно… – философски заметил слепой певец.
– Можно сказать ей, чтобы спряталась, а Павел сядет на её место. У него голос звучит как у неё, – предложил Зенон.
– Не совсем, чтобы похож, – засмущался польщённый певец, – только когда мы поём вместе, ну, ты знаешь, иногда получается подражать ей. Она – само совершенство…
– Подожди! – прервал его Лаций. – Кажется, я знаю, что делать. Ну-ка, расскажи мне ещё раз об этой красоте и гармонии! – потребовал он от Домициана и крепко схватил его за плечи. Слепой певец стал постепенно сбивчиво объяснить ему всё то, что за две недели успела рассказать им «последняя наложница» императора. Выслушав его, Лаций некоторое время обдумывал услышанное и потом вкратце рассказал ему свой план.
ГЛАВА XIII. СПАСЕНИЕ С НЕПОНЯТЫМИ ПОСЛЕДСТВИЯМИ
Во второй половине дня евнухи, как всегда, лениво вывели их из комнаты и повели по ступенькам в сад. По их лицам было видно, что вся эта церемония им сильно надоела и они явно скучали. Вместо того, чтобы искать выгоду и получать подарки от других наложниц, они вынуждены были стоять или сидеть, слушая изо дня в день одно и то же. Лаций догадывался, что эти люди явно не участвовали в заговоре старшего евнуха. И при них он не рискнул бы что-нибудь сделать с Минфэй. Значит, нападение совершат ночью, когда вокруг будет темно и все будут в полудрёме сидеть у деревьев.
Они поприветствовали Минфэй, и та сообщила им, что это последний день их встречи. Завтра должен приехать шаньюй, и они последуют за ним в земли хунну. Павел спел вместе с ней несколько печальных песен, потом они с Зеноном исполнили её любимый многоголосный гимн и только Лаций не разделял их трогательно-прощального настроения, всё время поглядывая на тени и солнце. Как только оранжевый круг приблизился к горизонту, он покашлял и Павел предложил Минфэй чуть-чуть отдохнуть от пения. Лаций сразу же отодвинул слепого певца назад и спросил наложницу о ханьском театре. В нём играют одни мужчины, и это казалось Лацию нарушением гармонии, о которой она так много говорила. Пока Минфэй искренне рассказывала ему о театре и музыке, актёрах и сценах, он делал вид, что слушает, а потом, улучив момент, предложил:
– Госпожа, получается, театр – это часть гармонии?
– Да, конечно! – сразу же подтвердила она.
– И ты говорила, что в каждой части красоты важно увидеть себя со стороны. Как мы видим природу, так?
– Ты правильно всё понял. Ведь «внешняя картина порождается сердцем».
– Э-э… я не совсем уловил последние слова, но неважно! Ты знаешь, я так часто путаю твой голос с голосом моего слепого друга. Иногда он подражает тебе и становится частью тебя.
– Да? Возможно, его душа начинает ощущать гармонию…
– А могла бы ты попросить евнухов дать ему женский халат и рубашку с длинными рукавами, чтобы посмотреть на себя со стороны?
– Со стороны? – удивлённо переспросила она.
– Да, со стороны. Ты же говоришь, что это интересно и важно уметь видеть себя со стороны. Павел сядет на твоё место, а ты послушаешь, как он поёт твоим голосом. Как ты сказала… внешняя картина, кажется?
– О, да! Мы могли бы даже поменяться песнями. Это так интересно! – наконец, загорелась его идеей Минфэй. Она сразу же позвала свою служанку и отправила её вместе с евнухом за платьем. Лаций внимательно следил за остальными евнухами. Те сидели на своих местах и полусонно кивали головами. Это ещё раз убедило его в том, что эти люди ничего не знали – их тёмные, мешкообразные тени под деревьями продолжали лениво слушать игру музыкального инструмента, постепенно сливаясь с темнотой.
Вместе с халатом служанка принесла два светильника. Их поставили рядом с лавкой. Тени уже начинали растворяться в наступающих сумерках, и на небе появились первые звёзды. Зенон натянул на Павла рубашку и длинный халат, и тот стал похож на Минфэй. Сходство было особенно разительным, когда он сел на лавку и взял в руки многострунный инструмент. Следуя замыслу Лация, Павел начал предлагать ей те песни, которые девушка любила больше всего, и старался повторять её интонации, – грустные или весёлые, – чем постоянно вызывал у неё искренний восторг. Минфэй давно так не радовалась. Было довольно темно, и, хотя луна в эту ночь была яркой, Лаций постоянно оглядывался по сторонам, стараясь увидеть или услышать приближение опасности. Но всё было тихо. Тишина заставляла его нервничать всё больше и больше. Стараясь справиться с ней, Лаций предложил Минфэй подойти к краю каменного ограждения, чтобы лучше видеть звёзды. На самом деле, так он хотел избежать нападения хотя бы с одной стороны, со стороны стены. Смотреть в одном направлении было легче, чем крутить головой во все стороны. Юноша взял слепого певца под локоть и помогал ему идти, как будто это была наложница. Та следовала за ними в двух шагах и уже за ней, зевая и покачиваясь, плелись две служанки и два евнуха. Чуть дальше, отстав на несколько шагов, тихо передвигался Лаций. Он постоянно оглядывался на дремлющих евнухов и чёрные тени деревьев, чувствуя, что напряжение нарастает.