– Нет, не возражаю, – постарался я собраться с мыслями. – Ну, раз Вы так решили – наказывайте. Хотя я считаю, что это несправедливо, – я понимал, что здесь и сейчас права качать бессмысленно. – Унижаться и молить о прощении я не стану, раз так случилось, значит заслужил. Но все-таки хочу спросить. Может быть, есть варианты? Я как-нибудь послужу или вроде того? Очень уж неохота на общих основаниях. Там, внизу, по слухам, совсем жарко и тошно, а еще я слышал, что Господь милостив, – я попытался включить дипломатию.
– Слушай, а он мне нравится, – сказал кому-то Голос. – Видно, что человек-то русский, православной закалки, хоть и атеист. Держится с достоинством, но кается. Не то, что японец, который истерил и упорствовал в гордыне. Оба под поезд попали, но смотри, какая разница.
– Японец получил по своим грехам сполна, – ответил другой Голос. – Им решил поиграть в свои игры Враг, и я ему не завидую.
– И все же хоть какой-то шанс японец получил, не так ли? Тот менеджер пусть и грешник, но власть Павшего над собой не признал… И зачем-то Господь попустил Врагу сделать с японцем то, что он сделал.
– На все воля его.
– Это так. Но почему нераскаявшемуся японцу дали шанс, а кающемуся русскому нет? Давай предназначенное японцу отдадим своей властью Лехе. Если в тот мир человека отправил Враг, то отправим и мы, раз он сам хочет послужить. Так будет справедливо.
– Господь не попустит…
– Значит, так тому и быть. Но попробовать мы вправе, не так ли? Оказать снисхождение к грешнику в рамках наших полномочий. Я тебя по-братски прошу. Россия заслужила шанс отвернуть от гибели, он может ей помочь.
– Петр, с чего ты стал столь сентиментален к грешникам?
– Нравится мне этот мужик. Хочу посмотреть, что с ним будет, когда он примет судьбу японца.
– Не выдержит, сломается и скоро снова помрет, всего и делов. Японцы жилистые, они самураи по духу и судьбу принимают, а русские – они другие, мягкие.
– Ты их не знаешь толком. Уверяю тебя, они еще фору японцам дадут. Поспорим?
– Я тебя за язык не тянул, – со странной интонацией сказал первый голос. – Хорошо будь, по твоему. Будет тебе, Леха, снисхождение, – обратился Голос он ко мне. – Хотя ты такому снисхождению и не обрадуешься. Послужи России и будет тебе награда. Ты, главное, молись в решающие моменты и сила тебя не оставит, а мощь твоя преумножится. Давай, до свиданья. Что делать ты поймешь.
В глаза светит слабый свет, мысли путаются. Мне холодно, и вокруг ничего не понятно. Виднеются очертания каких-то гигантских предметов, все размыто, зрение работает странно, словно в глаза закапали атропина. Руки и ноги? Вроде они есть, но что-то с ними крепко не так. То ли связаны, то полупарализованы. Страшно…
– Ути пути, какой у нас славный младенчик, – раздается надо мной громкий женский голос.
– Опять найденыша в корзинке подбросили? – Спрашивает другой голос рядом. – Девочка или мальчик?
Гигантские руки поднимают меня куда-то вверх. Кладут на твердую поверхность, начинают разворачивать…пеленки? Пеленки, Леха, это они, – с ужасом понял я.
– Девочка, – отвечает женщина, осмотрев голого меня. Надо мной появляется огромное женское лицо. Милая такая старушка, в чепце, только гигантских размеров, как из фильма про великанов. – Тут и записка есть.
– Прочитайте, Марфа Потаповна, очень любопытно.
– Да что там может быть любопытного, Настенька. Все как обычно. Читаю: "Не имея средств к существованию и тем более воспитанию дитяти, вверяю свою несчастную дочурку добрым людям. Окрестите ее, пожалуйста, в честь великомученицы Татьяны. Фамилия у нее Дергачева, по папе. Дочка прости". Смотри – здесь в корзинке еще серебряное колечко с надписью "помни" и синим камушком и золотой червонец. Вот и все наследство.
– Как же так? Пишет "не имею средств", а прикладывает кольцо и деньги. Пеленки тоже из хорошей ткани, не мешковина.
– Обычно, Настенька. Гимназистка загуляла или другая барышня из благородных. Ухитрилась родить тайком, а ребенка подбросила к нам, в приют. И все, концов не сыщешь. Не первый раз такое происходит, в прошлом году несколько таких случаев было. Сделаем, как сказано, может быть, потом мама будет искать дочку. И колечко я для нее сберегу. Бедная девочка…