Как я и ожидал, никаких проблем с имперскими войсками не случилось, очерченную на переданной мной карте линию они не перешли, как и предсказывала сестренка. Повоевать моему батальону пришлось лишь однажды, когда какой-то дакийский офицер под Тоешти, командовавший парой батальонов и артиллерийской батареей, открыл огонь по казакам седьмого донского полка, вступившим в эту провинцию на третий день операции. Оторвавшиеся в стремительном наступлении от своей артиллерии и обоза казаки неожиданно нарвались на плотный огонь и вынуждены были отступить с потерями. Их командир сообщил в штаб просьбу унять вражеские пушки, и триста второй магбатальон отлично выполнил приказ. Потребовалось ровно два захода на цель. Пользуясь случаем, на первом мы отработали практическую групповую атаку наземной цели с бреющего полета, а на втором – с пикирующего, а затем, посмотрев на разворошенную разрывами землю с разбитыми орудиями и валящимися телами, я дал отмашку казакам – действуйте. У батальона все было в порядке – мои офицеры доложили о паре десятков вражеских попаданий в защитные поля, но без единого пробития.
После было возвращение на борт крейсера, плаванье в Севастополь и путешествие железной дорогой обратно в родное училище. Приняли в столице нас хорошо – дали недельный отпуск, всему составу батальона выплатили боевые, командиров эскадрилий повысили с поручиков до штабс-капитанов, а рядовых офицеров с подпоручиков до полных поручиков. Моложе и стремительнее делающих карьеру офицеров, чем в нашем батальоне, во всей Российской армии было не найти, гвардейские полки могли обзавидоваться. Так что настроение у меня было настолько хорошее, что его не смог испортить даже разговор с Ребровым. Генерала весьма взволновала моя беседа с японцем с глазу на глаз, и он устроил мне форменный допрос, резонно предполагая, что она случилась неспроста.
Только я не раскололся. Совпадение, Матвей Филиппович, не более того. Нет, я не знала, что Райх пошлет своих магов первыми в атаку на дакийцев. Но это же логично в создавшейся ситуации, не так ли? Как я их так быстро нашла? Так мы же оба маги, господин генерал, детский вопрос. По возмущению магполя, конечно. Мне нужно было выполнить миссию, вступив в контакт с имперскими военными, чтобы заявить о наших требованиях, я ее и выполняла наискорейшим образом. Да, там оказалась моя неизвестная сестра-близнец, о которой я вам раньше говорила. Сама от этого до сих пор в шоке… Конечно мы с ней поговорили наедине, а как еще могло быть? Характер миссии не предполагал огласки, да и вы, Матвей Филиппович, положа руку на сердце, разве бы поступили на моем месте иначе? Нет, никаких особых сведений от нее я не узнала, она тоже была очень удивлена нашей встречей. Нет, ни о чем личном мы между собой не договаривались. Изложить весь наш разговор в письменном виде, максимально подробно? Будет сделано, ваше превосходительство. Но честное слово, ничего такого не было… Да, я с вами согласна, странно все это…
Ребров помучал меня пару часов вопросами, заставил написать рапорт о встрече с сестрой, но за саму операцию объявил благодарность. Так что все этим необычно теплым и солнечным для осени октябрем тысяча девятьсот двадцать четвертого года складывалось хорошо. А когда такое случается, это обычно означает, что большие проблемы уже на пороге.
О том, что Корнилин лег в больницу из-за обострения язвы желудка, я узнал от Реброва во время его визита в наше училище. Генерал-майор любил порою заехать к нам в Павловск, надеть левитирующий ранец и летный комбинезон и отлетать несколько кругов над полигоном, заодно отстреляв пару обойм по мишеням. Ребров стремился поддерживать свою магическую силу и боевые навыки в норме, жалуясь на обилие штабной работы. Я обычно составлял ему компанию, иногда мы устраивали учебные воздушные бои для моих офицеров. Которые я даже порою проигрывал… из уважения к начальству. Ну, а потом чай с закуской и иногда чего покрепче Реброву и разговор о делах насущных в моем кабинете.
О болезни Корнилина шеф отдела специальных операций говорил спокойно – мол, житейское дело, обычная плановая операция во избежание ухудшения. Казак он крепкий, еще не старый – волноваться не о чем. Я этому и особого значения не придал. Поэтому сообщение по радио о его смерти стало для меня настоящим шоком. Председатель исполнительного военно-народного комитета умер от остановки сердца прямо на операционном столе. Как потом показала экспертиза – опытный врач допустил ошибку. Находящемуся под хлороформным наркозом больному при ухудшении сердечной деятельности вкололи адреналин. Сам ли доктор так ошибся или ему подсказали – неизвестно. Но на следующий день после смерти Корнилина, на экстренном совещании большинством голосов председателем комитета был выбран министр промышленности России Анатолий Константинович Выпин. Он же стал главным распорядителем на похоронах и взял на себя руководство расследованием смерти Лавра Георгиевича. Расследование скоро зашло в тупик – взятый под домашний арест доктор покончил жизнь самоубийством, написав записку, что не может больше продолжать жить с таким грузом вины на совести, а других следов кроме врачебной ошибки найти не нашлось. Просто ошибка…врач волновался во время операции высокопоставленного лица и забыл о противопоказаниях применения адреналина при наркозе.