Мендл, глава злочевской общины, тоже был среди осажденных. Он потерял сына, переплывая реку, он потерял невестку, которая ушла со старой Марусей неизвестно куда, но, как многие беженцы, смог с женой дойти до Тульчина. Мендл надеялся, что и Двойра с Марусей доберутся до Тульчина другим путем, но не нашел их в городе. Он был уверен, что Шлойме погиб от рук казаков, и жизнь потеряла для него всякий смысл. Мендл не хотел больше жить, только вера во Всевышнего не позволяла ему покончить с собой. Как многие из тех, кто утратил надежду на собственное счастье, Мендл продолжал сражаться за весь свой народ. Тульчинская община стала его ребенком, его Шлойме, его жизнью, его будущим. В ней черпал он силы, сражался за нее, не боясь смерти. Мендл хотел погибнуть за веру отцов, он первым устремлялся в битву, увлекая за собой других, поддерживая в них мужество.
— Братья! — говорил он, сверкая глазами. — Они убивают наших детей, они хотят убить нас. Но наш Бог вечен. Так давайте же сражаться за Него, за нашу веру, за нашу Тору!
Казаки не понимали, что происходит. Неужели это те самые евреи, напуганные, дрожащие, как овцы, ведомые на убой? Словно разъяренные львы, бросались евреи на врага. Чуть ли не с голыми руками, вооруженные дубинами и вилами, с криком «За веру и за Тору!» обрушивались они на казаков, не замечали летящих навстречу пуль, не слышали грохота пушек. Ничто не могло их остановить. С горящим взглядом носились они в облаках порохового дыма, рвали врагов зубами, выкалывали пальцами глаза, втыкали в шею длинные ножи, которыми режут скот. Бывало, еврей бросался на казака, вцеплялся в него, впивался зубами в горло и не отпускал, пока оба не падали на землю и еврейская кровь не смешивалась с казацкой кровью.
Многие, выходя на бой, надевали белые халаты и талесы. С ножами в руках вклинивались евреи в отряды казаков, и те бежали в страхе, увидев разгневанных людей в белых одеждах, или падали на колени с криком: «Сжалься, Господи!»
Страшен был гнев, горевший на бледных лицах евреев, и целые казачьи полки спасались бегством, будто их преследовал ангел мести.
Уже не одну неделю стояли казаки под Тульчином и не могли взять город. Напрасно проклинал Кривонос своих сотников: казаки бежали от евреев, будто от гнева Божьего. Но Кривонос решил во что бы то ни стало овладеть городом: стыдно было за казацкую трусость перед татарскими союзниками, к тому же он опасался гнева Хмельницкого. Все силы стянул он к осажденному месту, десятками тысяч прибывали крестьяне из окрестных деревень. Всю степь вокруг Тульчина заполонили люди, лошади, повозки. По ночам дозорные видели со стен, как пылают костры до самого горизонта, в город долетали крики, лязг оружия, ржание, топот копыт. Но страх исчез, евреи готовы были погибнуть. Погибнуть в бою за Бога и за Тору.
Речь, произнесенная Мендлом перед народом, превратила обреченных на смерть в богатырей, вернула евреям их древний боевой дух. Они шли на смерть с воодушевлением. Теперь они будут сражаться, как когда-то у ворот Иерусалима. Всю ночь женщины поднимали камни по лестницам, кипятили масло, плавили свинец, подкатывали к стенам бочки смолы, готовясь к обороне.
В крепости находилось шестьсот солдат под командованием Тверчинского. Там же собралось все польское население Тульчина, каждый вооружился чем мог.
Как только первый утренний луч осветил городские башни, казаки двинулись на штурм. В первых рядах шли крестьяне из окрестных деревень. Кривонос рассчитывал, что на них уйдет весь запас камней и смолы, после чего в битву вступят опытные казацкие воины. Но неожиданно из города грянул пушечный залп. Ночью успели снять пушки с крепости и расставить их на крышах ближайших к стене домов. Крестьяне, едва услышав первый выстрел, бросились наутек.
Кривонос посылал на штурм отряд за отрядом, но защитники Тульчина отбивали атаки пулями и ядрами. Целый день казаки не могли приблизиться к стенам. Лишь к вечеру им удалось подтащить осадные машины, но со стен полетели камни, полился расплавленный свинец, обрушились потоки горячей смолы. Атака опять была отбита, у стен остались лежать тлеющие тела. Снова и снова к стенам подлетали на конях казаки, снова и снова проливался на них губительный огненный поток.
Казаки кричали, подгоняли, подбадривали друг друга, но огненный дождь не прекращался, и росли груды мертвых, дымящихся, облитых смолой тел. Вот распахнулись ворота, и появился отряд людей в белых одеждах. С криком «За Бога, за Тору!», с ножами в руках кинулись они на казаков, будто дьяволы. Крестьяне бросились врассыпную, едва увидев мстителей в белом, и евреи вернулись в город, распевая псалмы.