- Кто это вас так разрисовал? - спросил Батюк, глядя на лица снайперов.
- Медицинская сестра Яблонская.
- За что же это она вас так размалевала?
- За фрицев, - ответил Куликов.
- Ну хорошо, до свадьбы времени много. Слушайте свою задачу: в три часа ночи командарм будет проходить мимо наших блиндажей... К этому времени в Банный овраг подойдут снайперы из других дивизий. До трех часов отдохните. А ты, Зайцев, в этом обмундировании похож на огородное чучело. Ступай в блиндаж к бригадному комиссару, там переоденешься.
Я покраснел и уже готов был отказаться, но комиссар кивком головы дал понять: "Не ерепенься!"
У входа в блиндаж комиссара стоял молоденький небольшого роста солдат. Он курил трубку, набитую табаком "золотое руно".
- Скажи, дорогой интеллигент, - обратился я к нему, - где тут блиндаж комиссара?
Он посмотрел на меня пристально и отпарировал:
- Я тебя, огородное чучело, уже давно жду. Заходи...
В блиндаже ко мне подошла девушка в гимнастерке, перетянутой широким офицерским ремнем с висевшей на нем маленькой кобурой. Протянула мне руку.
- Лида.
- Василий Зайцев, - ответил я. И тут же она засыпала меня вопросами:
- Правда ли пишут в газетах, что вы на дуэли с фашистским снайпером пользовались зеркальцем? Интересно, кто это вам одолжил его? Откуда знаю? Да ведь наш бригадный комиссар собирает вырезки из газет о ваших делах. Вот и ответственный за это дело - Алеша Афанасьев...
Мой проводник расплылся в улыбке.
- Вы меня извините, - сказал он, - я вас не знал в лицо, думал, пришел какой-то агитатор, вот и провел в блиндаж к комиссару, - у него сегодня вроде бы совещание. А вы действительно Зайцев?
Я достал комсомольский билет, протянул Алеше.
- Вот здорово! - воскликнул он. - Будет хорошая статья: "Василий Зайцев в гостях у бригадного комиссара Зубкова".
Появился Зубков. Он улыбнулся и сказал:
- Можешь, Алеша, не радоваться, такой статьи в газете не будет. Будет статья: "Снайперы 284-й стрелковой дивизии на беседе у командующего 62-й армии генерал-лейтенанта Чуйкова".
Он прошел в угол, достал кожаный портфель, вытащил общую тетрадь и сказал мне:
- Садись поближе, давай побеседуем, а то времени у нас мало. Рассказывай.
- О чем, товарищ бригадный комиссар? - спросил я.
- Расскажи свою биографию.
- Зайцев Василий Григорьевич, родился в 1915 году, в лесу, на Урале...
Комиссар перебил меня:
- Обожди, Василий, как это понимать - родился в лесу? Наверное, все-таки в деревне какой-нибудь. А то, по-твоему, выходит в дремучем лесу, под пеньком!
- Нет, товарищ бригадный комиссар, родился я в лесу, в бане лесника, в страстную неделю. На второй день моего рождения мать увидела у меня два зуба. Плохая примета - меня должны были разорвать хищные звери... Отец воевал в империалистическую войну, служил солдатом 8-й гвардейской Брусиловской армии. Вернулся домой инвалидом в 1917 году. В детстве мне дали прозвище - Басурман. Учиться мне было негде. Дед учил ремеслу следопыта, охотника. Я хорошо стрелял, умел расставлять петли на заячьих тропах, силками ловил косачей, шатром накрывал рябчиков, с дерева набрасывал аркан на рога диких козлов...
Незаметно я увлекся воспоминаниями. И снова получилась исповедь...
В дверях показался начальник политотдела подполковник Василий Захарович Ткаченко. Бригадный комиссар захлопнул тетрадь.
- Ну, хорошо, Василий, продолжим в следующий раз, а сейчас иди переоденься.
Алеша и Лида ждали меня в соседнем отсеке. На нарах горкой лежало чистое обмундирование и даже новенькая пилотка, а на пилотке - носовой платок! Возле нар стояла пара яловых, поношенных, правда, но добротных сапог.
- Переодевайтесь, а потом пойдем ужинать, - сказала Лида и ушла.
Я удивленно смотрел на вещи.
Обмундирование подошло мне, как по заказу. Оказалось, оно принадлежало бригадному комиссару Зубкову. Только на ремне не хватало дырочек... Из окопного солдата я превратился в "пижона" - так назвала меня Лида за ужином.
В три часа ночи снайперы наших полков собрались в блиндаже командира дивизии. Здесь был уже и Григорьев. Появился Василий Иванович Чуйков. Он поздоровался с каждым за руку, затем, улыбаясь, сказал:
- Какие вы красивые все, залатанные, с наклейками. Видать, крепко вас поцарапали. Что ж делать...
- Товарищ командующий, эти латки не мешают фашистов бить, - ответил я за всех. - Мы готовы выполнить любое задание.
- Спасибо, - сказал Чуйков. - А за одного битого двух небитых дают... Деретесь вы молодцами, фашистов бьете хорошо. Но, несмотря на это, противнику удалось захватить северо-западную часть завода "Красный Октябрь". Там идет жаркий бой. Вы, снайперы, можете принести большую пользу. Знаю, что трое ваших товарищей лежат... - Чуйков посмотрел на Григорьева. - А получилось это по простой причине: вас захватил азарт, и вы, как говорится, потеряли свое снайперское лицо, превратились в автоматчиков, в обыкновенных солдат... Ругать вас за это надо, крепко ругать. С тебя, Василий Зайцев, особый спрос. Ты должен дорожить каждым снайпером своей группы.
Чуйков посмотрел на часы - видно, время подгоняло его. Он встал, передал Григорьеву тетрадь, на страницах которой была записана моя исповедь.
- Не буду утомлять вас общими разговорами. Перед нами стоят конкретные задачи: бить врага наверняка и без промаха. За каждую ошибку мы расплачиваемся кровью. Так вот, пусть каждый из вас подумает, отчитается перед своей совестью, поговорит с ней по большому счету - и тогда станет ясно, как надо действовать в такой обстановке. Совесть - строгий и справедливый судья. Желаю успехов! - и Василий Иванович вышел из блиндажа.
Я остался один со своими мыслями. Думал о разном. Много дало мне сражение под Сталинградом. Повзрослел и возмужал. Я чувствовал себя уже не тем солдатом, каким был месяц-два тому назад...