Она поспешно разулась, подчеркнуто аккуратно поставив в угол изящные ботильоны на среднем каблуке. Она всегда одевалась очень женственно. Габриэль вдруг подумала, что, если бы не лишний вес и откровенно болезненный вид, Виржини была бы красавицей. Не ярко-стервозной красоткой вроде Аньес, а вполне миленькой и уютной. В общем-то, средняя из сестер была не злой, и Габи одно время лелеяла надежду как-то на нее повлиять, но Аньес общалась с ней чаще и громче. А сейчас Виржини и вовсе не походила на ту балованную деточку, которую Габи помнила по временам жизни с семьей. Вид у нее был, откровенно говоря, несчастный и даже униженный. «Надо же, какие мы стали скромные и покладистые! – не без ехидства подумала Габриэль. – Достаточно было приложить Великолепную Аньес по морде, чтобы наконец дошло, что я человек, и нечего со мной и моими любимыми обращаться как с мусором под ногами».
Виржини несмело прошла в гостиную. Флёр жестом показала ей на кресло. Та послушно села.
– Уютно тут у вас, – проговорила Виржини.
Габи улыбнулась, вложив в эту улыбку яда на половину экосистемы Энкиду:
– Вот такая конурка у цепной шавки Республики.
Виржини вжалась в кресло, словно ее ударили, и разрыдалась, бормоча что-то вроде «Ну Габи, ну не надо, зачем ты так, я ничего такого не говорила…». Габриэль пожала плечами:
– Зато очень выразительно молчала, когда Аньес обливала нас с Флёр словесными помоями, и не менее выразительно хихикала на особо цветистых пассажах. Тебе их напомнить, Виржини? Я их до смерти не забуду.
– Не надо, – едва слышно прошелестела Виржини, пристыженно опустив голову. Флёр незаметно для нее сделала знак Габриэль – мол, полегче, не добивай уж окончательно. «Все под контролем», – жестом же показала Габи.
– Ну так что у тебя стряслось? – спросила она уже спокойнее. – Видимо, что-то совсем ужасное, раз ты здесь.
Габриэль и сама немного успокоилась. Виржини на врага не тянет. Так, непутевая младшая сестра, которая корчит из себя взрослую. Даром что младшей здесь была как раз Габриэль. Виржини уловила изменение тона и снова разревелась, но уже как будто с облегчением.
– Габ, я такая дура… такая дура…
Габи открыла рот, чтобы сказать дежурную гадость, но тут же его закрыла.
– Что, Аньес решила характер демонстрировать, а за тебя вступиться некому?
Виржини только молча кивнула и снова всхлипнула.
– После того вечера папа… больше домой не приходил. Совсем. Даже за вещами сам не заезжал. А мама… мама почти все время проводит с Томми.
– Это что еще за Томми? – поинтересовалась Габи.
Отчаянно краснея, Виржини вызвала изображения с комма. Взглянув на экран, Габриэль нервно заморгала. Там был какой-то семейный обед, а рядом с Ирэн маячил смазливый блондинчик не старше самой Габриэль. Такой эталонный сладенький мальчик, на которых падки немолодые дамы с деньгами и неуемным темпераментом. Мускулатура отличная, в постели, надо думать, тоже хорош, но выражение лица выдавало ровно полторы извилины, и те от модного берета.
– Ну а что, пришла пора пожить и для себя, – с сарказмом произнесла Габриэль, проглотив этак полчаса непечатной ругани. Нет, ураган бы с ним, с самим фактом наличия любовника, Ирэн нынче официально не замужем, кто ж ей что запретит, да и на моральный облик матери, прямо скажем, Габриэль было давно плевать, но это? «И этот человек орал про честь семьи? Ладно его возраст, у нас свободная планета, но ты сама не видишь, что без твоих денег он к тебе даже под наркотой не подойдет? И кто еще тут дура никчемная?». Судя по блаженному виду Ирэн, она искренне полагала себя неотразимой. Нет, что говорить, мадам Картье… то есть уже снова Феррар была моложава и в неплохой форме, но, свет дневной, у нее трое взрослых дочерей! Парня такого возраста и такой внешности она могла поразить только количеством нулей в сумме банковского счета.
Видя реакцию Габриэль, Виржини немного осмелела. Судя по ее рассказу, этот Томми завелся еще до развода, а уж после него практически поселился. И Ирэн, «когда не занята делами компании» («То есть не носится по офису и не орет на сотрудников», – перевела про себя Габриэль), охотно ездит с ним отдыхать. Аньес, разумеется, до смерти боится за свое драгоценное наследство, а когда Аньес боится, она начинает беситься и срывать зло на окружающих. Только вот с матерью это никогда не прокатывало, отец ушел из дома, к ненавистной младшей сестре не подобраться… Да что там, экономка Рамона и Энни с Лили дружно заявили, что месье Жюль был здесь последним нормальным человеком, а они в рабство не продавались, чтобы на таких условиях работать. И тогда Аньес принялась планомерно доводить до истерик Виржини.