Жюль понимающе кивнул и спросил:
– А как вы познакомились?
– Ой, смешно вспоминать. Хотя тогда было ужасно стыдно. Я как раз из клиники шла. По дороге начала плакать, под ноги не смотрела, запнулась и грохнулась прямо в лужу. Ногу подвернула. А тут Брэндон идет. Помог подняться, успокоил, рассмешил, ногу растер. Домой отвез. Потом сказал, что я ему сразу понравилась. А я подумала – если уж я ему понравилась такая, без всех своих денег, грязная и зареванная, значит, точно человек хороший. И еще… знаешь, он ведь из Великого Дома, хотя и дальняя ветвь. Брэндон Донагью, может, ты слышал, – Жюль отрицательно покачал головой. – Но очень скромный и веселый. Я ведь когда-то думала, что все Великие Дома должно быть сразу видно, и чем больше кричишь о себе – тем больше похож на них. Вот дура была.
Жюль улыбнулся. Он даже мечтать не мог, что у Виржини все сложится именно так. Наблюдать, как неглупая и незлая девочка превращается в помешанную на деньгах и статусе обжору-истеричку, было тяжело, но юная Виржини занималась саморазрушением так упоенно, что остановить ее было не под силу никому. Жюль давно оплакал старшую и среднюю дочерей и махнул на них рукой. А теперь с души свалился один из огромных камней. Он был никудышным отцом. Он смалодушничал и замел под коврик болезнь супруги. Он не заметил социопатии Аньес. С его попустительства Габриэль чуть не затравили. Прошлого, конечно, не переделать. Но хорошо, что настоящее расставляет все по своим местам. «Завтра как раз встречаюсь с моим нотариусом. Впишу в завещание строчку в пользу Майкла Донагью. Сама Виржини точно откажется, да и назад дороги нет».
– Пап, я хочу познакомить тебя с Брэндоном и Микки, – сказала Виржини и тут же добавила: – Ты не подумай, я не ради того, чтоб деньги просить. Брэндон работает, у меня маленький магазинчик детской одежды, очень уж не хочется сидеть без дела. У Микки есть все, что нужно счастливому ребенку. Брэндон балует нас обоих, он вообще замечательный. Я даже от маминого наследства отказалась. Деньги большие, но несчастливые они. Все, что у меня было накоплено, вложила в магазин.
– Ты что, я совершенно ничего такого не думал, – совершенно искренне ответил Жюль. – Буду рад, если ты пригласишь меня в гости. И знаешь что? Я тобой горжусь.
Сейчас
Не успела Мэнди зайти в дом коммандера, которого она все равно не решалась называть по имени, как на нее стремительно вылетела голубая ракета и с торжествующим визгом «Бубум!» врезалась ей прямо в живот.
– Ууууйй… – простонала Мэнди, только чудом удержавшись на ногах.
Ракета при ближайшем рассмотрении оказалась темноволосым голубоглазым мальчишкой лет трех, одетым в голубой матросский костюмчик. Мальчишка посмотрел на Мэнди и серьезно сообщил:
– Это была атака сомб’ийских к’ейсе’ов.
Мэнди быстро нашлась:
– Слушай, адмирал! Сейчас тебе папка-то контратаку нордиканского дредноута покажет.
Мальчишка спрятался за отца, выглянул из-за его ноги и торжествующе ответил:
– Нипаказыт.
Коммандер сделал притворно сердитое лицо:
– Еще как покажу. Всем крейсерам на дозаправку!
Мальчишка радостно подпрыгнул на месте, выкрикнул: «Есть!» и с топотом понесся куда-то в глубину дома. Мэнди ожидала услышать грохот разбитых по пути вещей и отчаянный рев, но ни того, ни другого не последовало. Хотя несся он как стадо нордиканских кабанов в период гона. Нуарэ-старший смотрел ему вслед с плохо скрываемой нежностью.
– На что угодно можно уговорить, если это в космической обертке, – улыбнулся коммандер. – Кстати, мы как раз к обеду, вы, наверное, проголодались.
Это было мягко сказано. У Мэнди уже давно откровенно бурчало в животе, и именно сейчас желудок выдал особо сложную руладу. Мэнди почувствовала, что краснеет, но коммандер ничего не заметил или скорее не подал виду.
– Вы любите красную треску? – тем же тоном спросил он.
– Обожаю рыбу! – с неподдельным энтузиазмом подпрыгнула Мэнди. – Я же ребенок из портового города! Да и вообще я в еде непривередлива и ем все, что не приколочено. Готовить умею, но без изысков.