-- Чтобы ты приободрился, взял себя в руки и поверил, что твоя проблема разрешима, я вынужден открыть тебе одну важную и опасную тайну. -- Тоглар испытующе смотрел на Городецкого, и тот кивнул, что он -- весь внимание. -Так вот, "чехи" выкрали меня не для того, чтобы я подделывал гарантии солидных банков и изготавливал нужные бумаги за подписью первых лиц государства и крупных компаний, хотя я и это делал, когда надо было. Задача передо мной была поставлена другая... учти, Аркаша, это я открываю тебе одному... Я должен был сделать идентичный по всем параметрам доллар. Условия были созданы для этого первоклассные: я получал все, что запрашивал, вплоть до консультаций у нужных мне ученых и участия в моих экспериментах лучших лабораторий. Признаюсь, мне даже польстило такое предложение: я -- против могучей финансовой империи США. Мне давно хотелось как-нибудь напакостить американцам по большому счету -- за стремление переделать весь мир на свой лад и мерить все своим аршином, а точнее, долларом. В этом, не скрою, была моя личная корысть. И ты знаешь, мне это удалось! Когда в Ростове я сказал тебе, что увел у "чехов" казну, я не соврал, но я взял деньги, которые сам же и изготовил, и унес столько, сколько смог!
-- Но это же фальшивые деньги! -- вконец отрезвев, разочарованно произнес Городецкий -- надежда, поманив его пальцем, глупо хихикнув, упорхнула вновь.
-- Так-то оно так, да не совсем. Вот уже больше года я трачу эти деньги по всему миру. Да и "чехи" повсюду ими расплачиваются, мешками в банки завозят, и ни одного прокола. Я сделал такие, какие от меня требовали, -настоящие, их называют супербанкнотами.
-- Ну, ты даешь! Действительно художник! Вот это класс! Утер все-таки нос этим спесивым янки, я рад, поздравляю! -- И Аргентинец от души пожал руку Тоглару.
-- Я человек умеренных запросов, -- продолжал Тоглар, -- того, что вывез из Чечни, должно было хватить до конца жизни, но женитьба внесла коррективы в мои планы. Как я горевал, ты видел. Долго на судьбу обижаться не мужское дело, надо жить дальше, ведь теперь у меня появился интерес, дело для души и сердца -- живопись. Но все мои планы, чего ни коснись, требуют денег, и я решил еще раз тряхнуть стариной.
-- Ты хочешь снова печатать деньги? -- испуганно спросил Аргентинец, ему не хотелось прыгнуть из огня да в полымя.
-- Нет, что ты, -- рассмеялся Тоглар, -- на это ушло три года и миллионы долларов, не считая покровительства чеченского государства. Снова мне такого дела не поднять. Кроме того, кураж весь вышел, интерес пропал, а без этого браться бесполезно, да и зачем, мне ведь много не надо. Я решил прогуляться в Чечню, наведаться по старым адресам и взять часть того, что мне причитается. Уже недели две вплотную этим занимаюсь, кажется, обмозговал все до мелочей, и время на меня работает, говорят, со дня на день война с Чечней начнется.
-- Это точно, -- прервал его взволнованный Аргентинец. -- Я ведь в Барвихе в последнее время катаю, а там высокие чиновники только об этом и талдычут да еще те, кто уже успел нажиться на этом...
-- На носу Новый год, -- как о давно решенном продолжал Тоглар, -- это время для меня самое подходящее, но с войной было бы удобнее -- получилось бы под шумок. Мне нужно побыть там день, от силы полтора дня. Все должно произойти быстро, неожиданно и, конечно, тщательно организовано.
-- Я пойду с тобой, -- по-молодецки азартно выпалил Аргентинец и приосанился.
Тут серьезно говоривший Тоглар не выдержал и от души расхохотался:
-- Ах, Аркадий, ты бы посмотрел на себя в зеркало. Все, поезд ушел, отходили мы свое. Я иду от безысходности, мне никто ничего на блюдечке не принесет. Нет, ты уж дома оставайся, но помочь ты мне можешь.
-- Как? -- теперь растерянно спросил Аргентинец.
-- Я все продумал, рассчитал, но один я не справлюсь. Мне нужны еще два-три человека, но гораздо моложе меня, бывшие десантники, спортсмены, хорошо знающие оружие и ведающие, на что идут. А главное, чтобы можно было им доверять или как-нибудь контролировать их, от таких сумм у кого хочешь голова может пойти кругом. Деньги -- большое испытание для души.
-- Впрочем, до поры до времени о том, что именно ты хочешь выкрасть, можно и не говорить, -- подсказал Городецкий, он уже вживался в роль помощника, которую определил ему Тоглар.
-- Резонно, вполне резонно, -- согласился хозяин. -- Тем более что деньги хранятся в специально изготовленных упаковках, по два миллиона долларов в каждой, и внешне похожи на разные пачки бланков бухгалтерской отчетности. Хорошо обвязаны, под тонкой прозрачной пленкой. Даже взяв в руки, не сразу поймешь, что это контейнер-тайник, над ним тоже бились с год очень умные люди.
-- Ну, Наталья-то твоя разобралась гораздо быстрее этих мозгокрутов, -съязвил повеселевший Городецкий.
-- Да, но она прежде вычислила, что они где-то есть в доме. А помощь твоя нужна вот в чем, -- продолжил Тоглар, не обращая внимания на колкость Аргентинца, -- ты знаешь, кто есть кто на сегодняшний день, ты и подбери мне команду. Не получится, пойдем к Хавтану, у него есть свои люди, попросим его помощи. Поскольку ты остаешься в Москве, ты должен быть гарантом моей безопасности в случае удачи, а для этого у тебя на руках должны быть все данные о тех, с кем я иду. -- Тоглар замолчал на минуту, видимо обдумывая еще какие-то детали, касающиеся участия Городецкого в операции.
-- У меня есть сорок пять тысяч, я хочу отдать их тебе на подготовку твоего марш-броска, -- вывел его из задумчивости Аргентинец.
-- Спасибо, они мне очень кстати, -- поблагодарил Тоглар, понимая, что приятель предлагает последнее. -- Но я тоже не пустой: перед самым побегом... -- он споткнулся на слове, -- моей жены я дал Эйнштейну сто тысяч на какую-то важную игру, уж очень он просил, убеждал, что чувствует фарт. Потом он надолго куда-то пропал и буквально после твоего прихода вдруг заявляется и приносит сто пятьдесят тысяч, говорит, это, мол, моя доля, признался, что крупно выиграл. Значит, Бог есть, на эти деньги я и готовлюсь. Но придется отстегнуть хотя бы по двадцать тысяч аванса тем, кто пойдет со мной, так что и твои бабки не будут лишними...
Просидели они, обсуждая детали предстоящей операции, еще часа два. Аргентинец оживал с каждой минутой, он поверил, что судьба и на этот раз смилостивится над ним, сохранит его дом, не даст разорить семейное гнездо. За это время Аргентинец еще не раз набивался в поход вместе с Тогларом, но тот каждый раз его отговаривал и отсылал к зеркалу. После очередного отказа Городецкий не выдержал и пошел в коридор к высокому, в человеческий рост зеркалу в старинной венецианской раме. Оттуда вдруг раздался смех, а затем жалкое признание:
-- Да, ты, Костя, наверное, прав, не гожусь я для вылазки в Чечню, -после чего Городецкий перестал настаивать на месте в команде.
Тоглару надо было по своим делам съездить в загородный дом в Переделкино, и ближе к обеду они расстались. Городецкий тоже поспешил домой, но теперь он возвращался к себе в другом настроении -- гроза, кажется, миновала. 9
Утром в понедельник Аргентинец психологически был готов к встрече с Македонским. То, что он мог предложить и двойную, и тройную сумму за проигрыш, придавало ему уверенности, да и люди, готовые стать его гарантами, имели вес в обществе, и беглец из "Матросской тишины" не мог этого не знать. Поехал он к Македонскому на "саабе", потому что уже пережег свой страх и после встречи хотел вплотную заняться делами Тоглара. Время и обстоятельства поджимали. Новый год на носу, а в случае удачи, как планировал Тоглар, 31-го он мог быть уже в Ростове с добычей. Тогда для них с Тогларом с нового года начался бы новый отсчет жизни и кошмар с проигрышем и Натальиной кражей был бы позади.
Сейчас Аргентинец выглядел уверенно и спокойно, но то была уверенность не трезвого ума, а скорее эйфория от той поддержки, что оказал ему Тоглар, заручившись благосклонностью своих влиятельных друзей, потому старый катала не контролировал четко ни своих слов и жестов, ни того, какие маневры пытался совершить Македонский. Не будь он в такой эйфории, Аргентинец заметил бы тех, кто повел его от автостоянки ко входу, и вычислил того, кто вроде дожидался лифта на шестом этаже, а на самом деле страховал встречу. Но свобода, радость, что он избежал петли, пьянили его, туманили разум, и жизнь виделась ему уже без капканов и ловушек, в ярком свете тех астрономических сумм, что в скором времени раздобудет его друг Тоглар.