– А как это – подготовиться? – спросила Нинка.
– Ответ опять банальный до пошлости. Надо учиться. Ты, Нина, серьезно кино заинтересовалась?
– Да, – ответила она, хотя вовсе об этом и не думала, а если думала, то совсем с другой точки зрения – у нее в голове еще бились воспоминания о прошедшей ночи. И не собиралась она ни к чему готовиться, ничему усиленно и долго учиться. Достаточно было и того, что, Бог даст, получит автомобильные права, если этот седой и спокойный человек не врет и ей поможет. А еще бы того лучше закончить курсы какие-нибудь, чтоб работать официанткой.
– Путей образования много, – сказал он. – Но все начинаются и кончаются книгой. Отправишься ли ты учиться в какое официальное заведение, или займешься самообразованием, но в двадцатом веке и обозримом будущем без книги не обойтись.
Нинка обрадовалась.
– А у меня была любимая книга! «Дама с камелиями»! Я ее страсть как любила, всюду за собой таскала! Такая книга, все про мою, то есть нашу, жизнь!
Илья Степанович покосился на нее и тихо засмеялся.
– Я подарю тебе и «Даму с камелиями», и кое-что получше. Поверь мне пока хотя бы на слово, что на свете уже написана масса книг, которым твоя «Дама» и в подметки не годится.
– Может, вы меня домой отвезете? – тоскливо спросила Нинка. – Вы такой умный, а я такая простуха, что вам с меня, окромя постели? Заскучаете.
– Нет, – сказал он без улыбки. – Теперь поздно. Теперь я тебя уже назад не отвезу.
– Да не слушайте вы ее! – взвилась Наталья. – Она же своего счастья не понимает! Вы с ней построже будьте, Илья Степанович! Я вам говорила, что она еще совсем девчонка сопливая, хотя много в жизни и хлебнуть довелось! В строгости ее держите, заведите плетку!
– Строгость ни к чему. Это уж слишком. У нас будет демократия. А что касается кино и режиссеров, то для того, чтоб понять, что там творится, я тебе вечером дам очень веселую, фантастическую и простую книжку. Ее написал Гарри Гаррисон, называется «Фантастическая сага». Прочтешь и сразу будешь знать, как делается кино. Ну, потом, когда освоишь азы, прочтешь Скотта Фицджеральда «Последний магнат», это уже артиллерия серьезного масштаба. Как-нибудь мы сходим с тобой на «Мосфильм», у меня есть парочка знакомых режиссеров, поглядишь, что такое работа на съемочной площадке, и про кино тебе все станет ясно.
– Илья Степанович, – встряла Наталья. – А вы с известными артистами знакомы?
– Частично. И не близко, – сказал он. – По большей части они меня разочаровывают. В обыденной жизни, девочки, это далеко не такие прекрасные герои, каких мы видим на экране.
Нинка хотела возразить, что, по опыту вчерашнего дня, она совершенно с этими словами не согласна, но смекнула, что с объявлениями о своем опыте следует и подождать.
– В принципе, Нина, – продолжал Илья Степанович, – если у тебя есть такая тяга к познанию мира искусства, мы можем составить программу самообразования. Достаточно разумную и объемную, чтоб тебе было интересно и чтоб за несколько лет ты достигла определенного интеллектуального уровня, если тебя не пугает это слово.
– Я плохо соображаю, что вы толкуете. Я свое уже отучилась.
– Прокомментируй? – удивленно оглянулся на нее Илья Степанович.
– Ну, кончила я уже десять классов, и хватит!
Он громко засмеялся.
– Милая моя! «Десять классов, и хватит!» Да десять классов образования позволяют тебе только, ты уж извини, над уровнем обезьяны приподняться! Неужели не хочется узнать побольше о том мире, в котором тебе выпало великое счастье родиться и жить?
– Хочу, – сказала Нинка, потому что почувствовала, что такого ответа 6т нее ждут и такой ответ понравится.
– Вот и хорошо. Время на это у нас есть. У тебя его много, у меня поменьше. Но мы все успеем.
Через много лет Нинка часто вспоминала этот первый серьезный разговор с Ильей Степановичем. Состоялось все, о чем он говорил. Все подчистую. Она получила автомобильные права, окончила курсы официанток, торчала на съемочных площадках и на репетициях в театре. Жизнь ее набирала разбег – стремительный и красивый, да оборвалась эта дорога по совершенно не зависящим от нее, Нинки, обстоятельствам. Но в тот первый день ко всему сказанному Ильей Степановичем Нинка относилась недоверчиво. Она просто полагала, что едет к нему временной подругой подкормиться-подлечиться, будет там числиться то ли прислугой, то ли нянькой, то ли девкой для постельных утех хозяина, и уже прикидывала, что просуществует при хозяине до следующей весны, отогреется, придет в себя после исправительных лагерей, а со следующей весны, как потеплеет, вернется к Наталье на кухню и начнет свою собственную жизнь.
Они миновали по проселочной дороге обширную рощу, вкатились в большой поселок, где за заборами виднелись солидные зимние дачи, а потом въехали в ворота и остановились перед двухэтажным рубленым домом с очень большими окнами на втором этаже.
– Вот и приехали, – сказал Илья Степанович. – Вот и мой, а надеюсь, что и твой дом, Нина.
Она вылезла из машины и присмотрелась.
Труба над крышей. Значит, придется заготавливать дрова и топить зимой печку. Водоразборная колонка у забора – значит, таскай ведрами воду. Пустая собачья будка, получается – надо заводить собаку, а потом смотреть за ней.
– Хороший дом, – равнодушно ответила она, не подозревая, что в этом доме она проведет почти пять лет, и эти годы будут самыми светлыми, самыми спокойными годами во всей ее жизни. Почти пять лет удивительной жизни, ни дня из которой потом никогда не повторилось. Но если строго сказать, ничто не повторяется.
5
ДЕНЬ ТЕКУЩИЙ...
– Он умер в Чехословакии, в Праге, – сказала Нинка. – Поехал в командировку по делам своего издательства и ночью умер. Во сне. Как святой.
– А ты? – спросил Игорь.
Нинка посмотрела на набегавшие на прибрежную гальку волны, перевернулась на спину, подставляя лицо солнцу, и засмеялась.
– А что я? Вернулась к Наталье на кухню! За пять лет жизни у Ильи Степановича я только раз его жену видела. А как он умер, так налетели и две бывшие жены, и детей, племянников – словно стая воронья! Все до смерти боялись, что Илья Степанович завещание перед смертью написал и все свои капиталы, и дом, и машину мне оставил. Может, так бы оно и было, если б Илья Степанович умирать собирался. Но он себя хорошо чувствовал и не ожидал, что такая смерть придет. В последний год, правда, часто говорил, что надо бы дом перевести на мое имя, да я его не торопила... Не нужно мне было от него никаких этих материальных благ, я большее получила. А капиталов у него никаких не было. Он все проживал. Широко жить любил, ни в чем ни себе, ни мне не отказывал, что уж там говорить. Машину он перед самой смертью разбил, так что ее только в металлолом сдавать. Решил сам поехать к друзьям и разбил. Я-то хорошо водить научилась.
– Значит, его жена и родственники тебя выгнали?
– Почему выгнали? Они за СВОИМ приехали, им все по закону принадлежало. А я, можно сказать, босиком к нему пришла, босиком и ушла. Ну, меня, понятное дело, в милицию потаскали. Все полагали, что я что-нибудь успела украсть. Деньги, золото искали, но у него ничего не было. А я как въехала к нему без чемоданов, так и уехала. Честно-то сказать, Наталья потом с дачи мою шубу и другие мои носильные вещи увезла, но так мы ничего другого из его имущества не взяли. А они, родственники, до кровавой драки сцепились, только мне-то уже было без разницы.