– Нет. Если ты сможешь это понять, то самые лютые враги в лагерях на свободе про эту вражду забывают. Нет, там ничего такого не было, кроме обычных бабьих склок.
– Ага! Только надо учесть, что бабы-то не совсем обычные. Или я не прав?
– Там всякие. Были и колоритные фигуры.
– Закончили это. Ни у кого ничего не похищала всерьез? Крупные суммы, ценности?
– Я? Лично? Нет, – решительно ответила Нина.
– Ага. Ответ прозвучал с колебаниями.
– Нет! – обидчиво сказала Нина. – Ничего такого особенно ценного, да и не ценного я лично ни у кого не похищала.
– С какой-нибудь подругой общего кавалера не делила? Женихов не отбивала?
– Своих хватало! – засмеялась Нина.
– А где твой муж? – резко спросил он.
– Какой муж?
– Отец твоего ребенка, скажем так.
– Его нет...
– Помер?
– Не знаю.
– Это уже полуправда.
– Считай, что в данном случае я увиливаю от ответа, – с трудом сказала она. – Но клянусь тебе здоровьем Игорешки, что в этом плане у меня никаких врагов нет и быть не может.
– А может, тебе это только кажется?
– Не кажется. – Она вздохнула и вдруг как-то единым духом выпалила всю историю рождения своего сына, рассказала про вчерашний ночной звонок Нинки-маленькой, несколько слов сказала и про Игоря, и все это получилось вдруг легко и без осложнений.
– Подожди, один момент не ясен. Ты что, сама по себе родить не могла?
– И не рожу никогда, – жестко ответила она.
– Оставим тему, – быстро сказал он. – Она действительно стоит в стороне от твоих возможных врагов. А может, они не явятся?
– Нет. Наталье врать незачем.
– Извини, но я не в восторге от образа твоей Натальи.
– Все равно. Она не выдаст. Это проверено.
– Хорошо, коль скоро ты не принимала активного участия в разного рода, скажем так, авантюрных делах, то, быть может, в чем-то принимала пассивное участие?
– Не понимаю, Жень.
– Ну, скажем, была свидетельницей. Ограбление банка. Или при тебе тонул человек, а ты со страху не помогла. Или случайно увидела жуткое убийство.
Нина сидела и чувствовала, как ее окатили сперва шайкой ледяной воды, а потом – кипятком. Повторила тупо:
– Убийство?
– Да.
– Да, – механически повторила она.
– Что – да? Видела, как убивают?
– Почти. В прошлом году.
Воробьев помолчал, снял с плиты закипевший чайник, насыпал в чашку растворимого кофе и сказал:
– Что замолкла? Рассказывай и это. Если, конечно, пока пострадавшему голову топором рубили, ты его за ноги не держала. Это уже не свидетельство, а соучастие, и мне придется о тебе в правоохранительные органы докладывать.
Рассказ о том, как Нина увидела в кухне ресторана труп красавца грузина Арчила, как завзалом Эдик и неизвестный ей Штопор потом этот труп пытались прятать, как Эдик подозревал ее, Нину, и говорил об этом почти прямо, не занял и десяти минут.
Воробьев засмеялся облегченно:
– Ну вот, мы и знаем, откуда ноги растут. А это уже легче.
– Чем легче, Женя?
– А тем, что знаешь и видишь опасность. И значит, уже вооружен против нее.
– А что теперь?
– А теперь одно из трех. Либо тебя будут шантажировать, либо подкупать, либо будут убивать, чтоб ты навсегда замолкла и никаких свидетельских показании никому не давала.
– Успокоил!
– Да уж по-другому не умею.
Нина посмотрела в его спокойные глаза и еле выговорила:
– Женя... Мне страшно. Может, я куда убегу?
– Можно и убежать, – согласно кивнул он. – У тебя как, есть для этого аргентинский паспорт?
– Зачем аргентинский?
– А затем, что уж если бежать, то не ближе, чем Аргентина. Боюсь, что в городе Моршанске ты не спрячешься.
– Да что ты все смеешься! Человек в такой опасности находится! Ведь это же Эдик и Штопор за мной пришли! А они убийцы настоящие! Зарезали Арчила и шли по залу кабака да так спокойно толковали, будто комара на лбу прихлопнули.
– Я смеюсь для того, чтобы ты, дубина, не рыдала от страха. Так что не рыдай. Время у нас есть. До вечера нам нужно составить план обороны, а лучше план атаки, ибо он и есть лучшая оборона. Видимо, придется привлечь к делу Комаровского. Андреева оставим в покое – у него и без тебя своих полный мешок, а еще я сейчас позвоню одному старому профессиональному убийце и проконсультируюсь.
– С убийцей?
– Разумеется, – удивленно сказал он. – В любых ситуациях я всегда стараюсь иметь дело со специалистами. А он четыре души загубил в свое время. Честно отсидел, давно уже примерный дедушка и потихоньку проедает заработанные кровью деньги. Правда, сегодня, в связи с инфляцией, он круто обеднел. Я его снимал для объединения «Экран» лет пять назад.
Он прошел в комнату, уселся к телефону и добрых минут сорок с кем-то беседовал, а Нина, чтоб меньше переживать и не обмирать от страха, к разговору не прислушивалась.
На кухню Воробьев вернулся веселым и довольным, выпил еще одну чашку кофе и сказал, что план вчерне составлен и теперь он сходит за Комаровским, чтоб отработать детали.
– А я? Мне что делать?
– В том-то и секрет, изюминка плана, что тебе его знать не надо. Ты должна быть естественной. Я – режиссер постановки. Комаровский со своими кривоумными мозгами отработает его драматургические детали. А ты – исполнитель-импровизатор. Работаешь в системе свободной охоты. Сиди и жди нас.
Он уже пошел было к дверям, но резко обернулся.
– Да! Мальчонку, Игоря, возьми из сада сейчас же и на вечер кому-нибудь отдай.
С этим он и ушел, и Нина заметила, что вся ситуация, весь риск его как-то взбодрили, словно из спячки выдернули, словно он был рад тому, что подставит свое горло под нож Эдика. А может, не свое горло, а ее – Нины.
Она сбегала в детский сад, взяла Игорька и отчего-то на сей раз решила не связываться с Натальей, а отвела к соседке Тамаре Игнатьевне. Та согласилась посидеть до полуночи с Игорьком, пока Нина будет в театре. Правда, за эту услугу пришлось выслушать грустную историю, как Тамара Игнатьевна «связала» своему сыну автомобиль и он после покупки перестал не то чтоб прибегать каждый день, а и звонит-то старухе матери едва ли раз в две недели.
– Вот такие-то они, детишки наши.
– Мой Игорек будет не такой, – сказала Нина, а соседка лишь засмеялась.
Нина вернулась к себе домой и, как ей было велено, к телефону не подходила, двери никому не открывала, хотя телефон молчал и в гости к ней пока тоже никто еще не заявлялся.
Она приготовила славный обед, на всякий случай сбегала за коньяком и когда все, что могла сделать, сделала, вдруг подумала, что ведь именно она, а никто другой – подставляет под топор двух хороших мужиков. Со всей отчетливостью она вдруг поняла, что хотя Воробьев с Комаровским и очень умные, образованные, воспитанные ребята, но все их достоинства в грядущей игре ровным счетом ничего не значат и являются скорее недостатками. Она припомнила Эдика, и что о нем невнятно и с опасливой оглядкой поговаривали в ресторане «Черный тюльпан» и наконец-то, с опозданием на два года, Нина поняла, что, собственно говоря, Эдик был настоящим бандитом, убийцей.
Ей стало по-настоящему страшно. Что могут сделать с таким уродом два интеллигентных хлюпика, тем более что Эдик наверняка таскает теперь с собой не только кинжал, которым зарезал Арчила, а что-нибудь и посерьезней.
Она ударилась в панику и рванулась к телефону, чтобы под любым предлогом остановить приход Воробьева и Комаровского. Но куда она ни звонила – ни того, ни другого не нашла.
Оба явились в ранние сумерки, спокойно-веселые, с деловыми кейсами в руках, привычно нырнули на кухню и радостно замурлыкали, увидев накрытый стол.
– Что, Нинок, – спросил Комаровский, – достает тебя прошлая жизнь?
– Да так. Как видишь.
– Рвать с прошлым надо, рвать. Мы теперь тебя на большую орбиту запускаем.
Усевшись к столу, они активно принялись за чревоугодие, весело потрепались о больших переменах, которые начинаются на телевидении, были беззаботны, а у Нины с каждой минутой все больше нарастало в душе напряжение.