И ты поймешь, что он врет.
Голос моей мамы стал нечеловеческим, но все равно был красивым. Это была песня сирены, и она очаровывала меня.
Я не могла сопротивляться.
«Джей!» — закричала я, ноги двигались, я бежала по тропе, следуя за ее волшебным голосом, а тот и дальше пел жуткую песню.
Кусты впивались в меня, пока я бежала, тянули за кожу и одежду, как ручки с когтями, мои ноги были босыми, и я спотыкалась о мох и камни, порой погружалась во что — то теплое и вязкое.
Я старалась не думать об этом, а думать только о маме. Я не должна была верить, что это была она. Я ничего не должна делать. Но Джея тут не было, и, чем больше я бежала под кровавой луной с кричащими лицами, что раскачивалась по небу как маятник, тем больше мне было все равно.
Я словно попала в другое место из своих снов, где я была без присмотра, где ничего не имело значения. Джей не мог мне помочь, но и я не могла помочь маме.
Не настоящее. Не правда. Не она.
Его слова все еще всплывали в моей голове, легкие, как дым. Я отогнала их, бежала по чаще, пока земля не стала ровной.
Лес был густым, высокие ели тянулись на сотни футов. Ветви все закрывали, но кусочек луны был надо мной, а еще хлопали кожаные крылья.
Я не посмела посмотреть вверх.
— Твоя мама тебя позовет, так что гони свой страх, — пела она, почти рыдая.
Я шла. Страх был подавлен. Я думала лишь об одном. Спасти ее.
Я остановилась, холодные ветер дул по тропе, ударял по мне с силой поезда. Он заморозил меня, покрыл тонким слоем льда. Я смотрела на свою сверкающую кожу, но лед стал таять, и потекла кровь.
Я подняла руку и с долей потрясения смотрела, как текли темные струйки.
«АДА!».
Голос мамы ударил меня по голове, и я чуть не упала.
«ПОМОГИ МНЕ».
Я побежала.
Темный лес растянулся, став бесконечным. Я ощущала жаркое дыхание на шее, холодный ветер был спереди, но я знала, что нельзя бояться, думать, мешкать.
Это неправильно, неправильно. Но я должна двигаться. И я бежала, бежала, бежала.
«БЫСТРЕЕ! ОНИ МЕНЯ СХВАТИЛИ!».
Деревья прекратились, и стало видно пруд, деревья — скелеты окружали его, как кости. Я уже была тут во снах, но это место все равно изменилось.
Это место все время менялось. И эта мысль была первой связной, пока была тут. В мире лжи.
«АДА!».
«Ложь, ложь, ложь», — скандировала я себе.
— Ты не настоящая! — закричала я, вдруг осмелев, помня, что сказал Джей. — Ты упокоена, это не ты!
— Но это я, милая.
Я обернулась.
Мама стояла в десяти футах за мной.
Я попыталась закричать, но звука не было. Меня сковал ужас.
Но меня испугала не она.
И не то, что она была не одна.
С одной стороны от нее была высокая и темная фигура, черная фигура. На него было больно смотреть, ведь не было силуэта и деталей, только черная дыра, что лишала разума и души. Я ощущала, как меня лишали сущности, и я знала, чем больше смотрю на него, тем меньше существую. От него воняло страдающими душами, он сжимал руку моей матери, и ее вены почернели там, где он держал ее.
На другой стороне был Майкл. Тело, какое у него было, когда он был демоном в нашем мире. Высокий, в костюме, он мог поразить видом, но улыбался слишком хитро, и его глаза были черными дырами, так что он воплощал ужас. Сходство с Дексом пропало.
— Мы можем прекратить, — сказал Майкл нечеловеческим жутким голосом, и я стиснула зубы. Жидкость полилась из моих глаз, и я не знала, кровь текла по моим щекам или слезы. — Мы можем тут прекратить. Мы пощадим твою маму, если ты пойдешь с нами.
Я смотрела на них. На нее.
Ее глаза умоляли. Ее глаза… были настоящими.
Она смотрела на меня и плакала. Ей было больно. Она пыталась скрыть это, но не могла. Ее смелое лицо было недостаточно смелым.
Это было настоящим. Это была она.
И я не знала, что делать, потому что знала, что будет, если пойти с ними.
Мама словно ощутила это и медленно покачала головой.
— Не делай этого, — прошептала она. — Проснись, Ада. Убегай!
Я не знала, что думать. Она говорила мне спасти ее, пела, чтобы я шла за ней, а теперь говорила просыпаться и убегать. Как так?
Я посмотрела на Майкла.
— Чего ты хочешь?
Его улыбка не дрогнула.
— Ты знаешь, чего мы хотим. Тебя.
Хоть от его голоса мои глаза кровоточили, я не сдавалась.
— Ты не настоящий. Это сон. Это не происходит, — я посмотрела на маму. — Она — иллюзия, которую ты сделал. Может, я сделала, чтобы заглушить вину, — я чуть не подавилась от последних слов. На языке была кровь из глаз.
— Они хорошо тебе врут, — сказал он. — Они хотят защитить последнего подопытного кролика. Ты для них — лишь инструмент, и ты знаешь это, да? Ты это ощущаешь. Как они дают тебе лишь нужное количество информации, чтобы ты боялась и слушалась, — рука Майкла — демона сжала руку моей мамы, и ее глаза закрылись от боли. — Он — не тот, за кого себя выдает. Он даже не тот, кем себя считает.