Так и не дождавшись ответа, я скатилась по стенке на пол и глухо разрыдалась — всё рушилось, ничего не оставалось.
***
Шёл пятый день моего принудительного заключения в комнате. Раз в сутки мама выводила меня в душ, сторожила у двери, а затем под конвоем возвращала обратно в спальню. Просыпаясь утром, я по традиции наблюдала поднос с едой и тут же отводила тусклый взгляд в потолок. Не знаю, чего пытались добиться родители, но я их уже ненавидела.
Как назло, на улице стояла прекрасная погода — все куда-то спешили, улыбались, шумно переговаривались, а я наблюдала за всем этим из-за закрытого наглухо окна и хотела выть от тоски и бессилия. Так хотелось, чтобы Чанёль был сейчас рядом. Он наверняка бы что-нибудь придумал и вытащил меня отсюда. Хотя, будь Чанни рядом, я бы вряд ли попала в подобную переделку.
Каждый день был мучительно похож на предыдущий. Я слушала одни и те же песни, смотрела на одно и то же солнце, точно знала, в какое время возвращаются домой соседи, и, словно серийный маньяк, ожидала ежедневного прихода почтальона. Неизменно высовываясь в форточку и с трепетом ожидая, что вдруг на дне его необъятной сумки найдётся для меня весточка из далёкого Токио.
Однако, то ли весточка где-то затерялась, то ли родители этому способствовали, но письма от Чанёля я так и не дождалась. Зато на исходе пятого дня меня посетила неожиданная гостья, увидеть которую сейчас я совершенно не ожидала.
— О Хе Соль, — с улыбкой представилась она, протягивая мне сухую узкую ладонь.
Я равнодушно посмотрела на её руку и вновь отвернулась к гораздо более занимательному пейзажу за окном.
— Не против, если я присяду? — Не дождавшись ответа, женщина села в кресло и поставила у своих ног кожаный портфель.
Сложив ладони на коленях, она разглядывала бардак в моей комнате и поправляла на носу очки в изящной оправе. Я разглядывала её краем глаза и обиженно поджимала губы — обычная такая женщина средних лет. Чёрные короткие волосы красиво уложены, белый пиджак элегантно сидит на худой фигуре, прекрасно сочетаясь со строгой юбкой. Хе Соль производила впечатление уверенной в себе женщины, а ещё очень мудрой и, скорее всего, хитрой.
— И зачем вы пришли? Вы же мой репетитор, так? — фыркнула я, не слезая с подоконника.
— Ты права, А Сон, — кивнула она. — Но не думаю, что сегодня мы будем заниматься. Если ты не против, то я хотела бы с тобой познакомиться…
— Против! — отрезала я, даже не глядя в сторону Хе Соль.
— Что ж, — женщина поджала губы, и тут её взгляд упал на школьный фотоальбом, небрежно лежащий на краю стола.
Что делать, раз пребывая в одиночестве на меня напала ностальгия и я занималась тем, что пересматривала старые снимки.
— Можно я взгляну? — Женщина осторожно провела кончиками пальцев по кожаному переплёту и открыла первую страницу.
Я и Чанёль — как ножом по сердцу. Стоим посреди школьного двора и ярко улыбаемся в камеру, а людей, счастливее нас, вряд ли можно представить. Дальше — больше. Мы с Чанёлем сидим в столовой и уплетаем булочки. А тут на уроке химии смешиваем кислоты. Вот здесь сидим на залитой солнцем лужайке, а позади разминается остальная часть класса. В конце прошлого года Тао придумал такую штуку — в течение одного дня фотографировать людей, деливших одну парту. У каждой парты была такая фотосессия, но наша самая прекрасная.
И на отдельном листе, жирно обведённая маркером, моя любимая фотография. Мы не позировали для того снимка, Тао сам нас снял украдкой — я и Чанёль вдвоём, за задней партой. Он спит, уткнувшись носом в учебник, я же задумчиво смотрю в окно, в то время как моя рука уютно устроилась среди рыжих прядок друга.
Не сумев сдержать слёзы, я отвернулась в сторону и закрылась волосами. Сейчас мне, как никогда сильно, хотелось почувствовать рядом Чанёля. Увидеть его, обнять, быть может даже поцеловать и уже никогда не отпускать.
— Этот мальчик твой друг? — голос О Хе Соль прозвучал в тишине особенно торжественно и печально.
— Был, — шмыгнула я носом, не желая вдаваться в подробности.
— Он…
— Переехал в Японию вместе с семьёй, — глухо закончила я недосказанное предложение.
Хе Соль хотела что-то сказать, но передумала и перевернула очередную страницу. Здесь находилось общее классное фото. Не то чтобы я особенно пылко любила этих людей, но всё же провела с ними несколько лет своей жизни, и хотя бы один снимок на память должна была иметь, чтобы спустя целую вечность, столкнувшись на встрече выпускников, могла вспомнить, как были некогда прекрасны эти постаревшие лица.
— Какой большой класс, — тепло улыбнулась женщина, скользя взглядом по моим одноклассникам. — Ой, а Чонина я хорошо знаю! Вы вместе учитесь?
— Откуда вы знаете Чонина? — изумилась я.
— Когда-то давно я была его репетитором, — улыбка Хе Соль слегка померкла, и она отложила в сторону альбом. — Как он поживает?
— Отлично! Лучший ученик класса, спортсмен и просто красавчик! — ядовито пропела я. — А ещё продолжает издеваться над своим сводным братом!
— Они всё никак не найдут общий язык? — женщина цокнула языком и подперла подбородок рукой. — А что, ты и Бэкхёна знаешь?
— Бэк мой друг! — Я гордо выпятила грудь и спрыгнула с подоконника. — Он мне всё рассказал, и я хотела бы спросить — как вы допустили насилие в семье Ким? Вы же их репетитор, должны были увидеть, как обстоят дела на самом деле!
— Я чувствую, ты знакома только с одной стороной медали? — глубокомысленно изрекла женщина, явно загнав меня тем самым в тупик. — А Сон, в любой ситуации нужно выслушивать обе стороны и только после этого формировать окончательное решение.
— Для меня достаточно рассказа Бэка! Я видела его шрамы своими глазами! — Я, совсем как ребёнок, рассерженно топнула ногой и сложила руки на груди.
— Я хочу предложить тебе сделку. — Хе Соль хитро прищурилась и подалась вперёд. — Я расскажу тебе то, что знаю сама о ситуации в семье Ким. А взамен ты перестанешь вести себя как глупая маленькая девочка и начнёшь слушаться родителей. Идёт?
— Но я не хочу учиться в другой школе! — мой голос предательски звенел от слёз, которых я почему-то совершенно не стеснялась.
— Об этом я тоже позабочусь, если ты обещаешь не прогуливать уроки и делать домашнее задание. — Тёплая улыбка и вновь протянутая рука сделали своё дело, и я быстро пожала узкую ладонь.
Всё же соблазн узнать больше о семье Бэка и Чонина был велик, поэтому я с ногами забралась на кровать и приготовилась слушать. Хе Соль тоже уселась поудобнее и задумчиво прищурилась, будто мысленно заново проживала историю, что собиралась рассказать.
— Чонин был единственным ребёнком в семье — очень нежным, домашним и ранимым. Родители не чаяли в нём души, ни в чём не отказывали и выполняли любую прихоть. Не смотря на это, мальчик рос добрым и заботливым. Вся эта идиллия разрушилась в один из тёмных январских вечеров. Мама забрала Чонина из школы, и, заехав по дороге в супермаркет, они направлялись домой. Обледенелая дорога, женщина не справилась с управлением и врезалась в грузовик, умудрившись в последний момент развернуть машину так, что удар пришёлся на неё, а не на Чонина.
Я вздрогнула и прижала колени к груди, жадно вслушиваясь в каждое слово, разрезавшее острым лезвием ставший тяжёлым воздух в комнате.
— У Чонина было много переломов и ушибов, он несколько месяцев провёл в больнице, прежде чем полностью восстановился. Но наряду с физическими травмами, он получил более страшную — душевную. Мама была для него целым миром, и он не был готов его потерять. — Хе Соль вздохнула и расправила складки на юбке. — Он даже отца к себе близко не подпускал. Просто лежал в палате, разрисовывал цветными карандашами альбом или подолгу смотрел в окно, будто там было что-то, что могло его заинтересовать… Правда, был один человек, которому он понемногу открывался. Это была молодая медсестра, трепетно ухаживающая за ним, словно за родным ребёнком. За месяцы, проведённые в больнице, они сильно сблизились, и по возвращению домой, Чонин уговорил отца взять медсестру на работу. Незаметно между взрослыми завязался роман, чему мальчик был несказанно рад — у него вновь появилась мама, пусть ненастоящая, но зато такая же заботливая и нежная, как родная.