— Это уж где им.
— А может, не говорят потому, что по–нашему не умеют? — примирительно вступилась старушка.
— Да они не хотят. Всякая там французенка или немка, если ей что нужно, старается тебе как–нибудь объяснить, а эта заболтает по–своему, руками замашет перед самым твоим носом, голову задерет кверху да и пойдет, а ты понимай ее, как знаешь.
— Да что мы, барыни к ним должны подлаживаться, а не они к барыням. Вон средняя–то у наших соседей живет, так горничная рассказывала: чудит–чудит!
— Что ж она делает?
— Что? — Да перво–наперво в те две комнаты, где она да дети спят, никому ходить не велит. Убери, дескать, замкни, а ключ ей отдай.
— Что ж она, золото, что ли, там прячет?
— Какое золото! Просто куражится. Детей замучила. Прежде они по утрам с барыней да с барином чай кушали, а теперь овсяную похлебку, либо кашу какую.
— Ай–ай–ай! И едят?
— Плачут, а едят. Начинают привыкать, говорит. А по зимам комнаты, почитай, не велит топить, белье на мороз вывешивает, да всего и не перескажешь.
— Ай–ай–ай, вот мучительница! И для чего только господа их выписывают?
— Для форсу, я так думаю, больше.
— У наших старшеньких французинка. Ну, эта ничего, над детьми не издевается. Все это — тру–ля- ля, да ля–ля–ля, а сама хвостом виль–виль. Сынку–то старшему голову кружит, а барыня–то и не догадывается.
— Где им! — засмеялась другая. — У нашей–то муж с мамзелью амуры завел, и то сама не видит. А нам–то смех, иной раз животики надорвешь, глядя, как он ее околпачивает!
— Ну, и сами–то барыни, небось, в долгу не остаются, так ли мужьям рога насаживают, — откликнулась третья. —
Поглядите у Батюшкиных, сам и сама белобрысые, а Бобочка–то черненький, как жук, да и личиком похож на мусью, что у них в прошлом году барышень старшеньких музыке обучал.
— Светопреставление скоро! — вздохнула старушка, забрала своих скромно, но чистенько одетых деток и отошла с ними подальше от назидательных разговоров.
Вот появляются и мамаши.
Идут молодые дамы одни и с мужьями. Легкомысленно веселые с кавалерами, а степенные мамаши с дочками на выдачу замуж.
Почти все разодеты по последней моде. Шляпы, перчатки, туфельки, зонтики, сумочки — все по картинке.
Занимают места перед эстрадой, делают вид, что слушают музыку, а главное, что ее понимают, сами же незаметно осматривают туалеты друг друга.
Жутко за мужа, у которого жена окажется проще или не так модно одета. Придется ему провести не один неприятный час.
— Посмотри, душечка, — шепчет дочке одна мамаша, — Агатова свою Лизу как чучело огородное разрядила.
— О, мама, Лиза не теряет и не выиграет от костюма.
— Однако, за ней кавалеры увиваются.
— Кокетка, вертушка и кривляка.
— Ну, милая, мужчинам это нравится. Я давно тебе говорю.
— А я говорю, мама, что требую от будущего мужа оценки моего ума и развития.
— Смотри, не останься в старых девах с умом–то. По опыту говорю тебе: мужчины любят, чтобы барышня жеманилась, глазки им строила, охи да ахи разводила.
— Ш–ш–ш… — зашипели на них соседи.
— Заговори с своим соседом, Софи, — толкнула другая мамаша свою дочку. — Это молодой профессор и неженатый — я уж узнала. Но только придумай что–нибудь чувствительное, а главное, умное. Профессор не офицер, чтобы болтать с ним всякий вздор. Будет уж с меня этой военщины, — все бедняки и приданого ищут.
Дочка покосилась на профессора. Ничего, не дурак. Уронила сумочку…
Поднял.
Поблагодарила самой очаровательной из своих улыбок, мило опустила глазки и томно прошептала:
— Когда я слушаю музыку, я положительно уношусь с земли на небо. Особенно люблю Рахманинова — это мой любимый композитор. Вы тоже его заслушались?
— Сегодня в программе его нет совершенно. Это увертюра Глинки к «Руслану и Людмиле».
— Ах, я ошиблась! Они так похожи! Мама, встанем, мне жарко… Дурак и нахал! Какой же офицер позволил бы себе сказать барышне подобную грубость!
По кругу носится Волжина.
— А знаете, душечка, — наклонилась она к одной из разряженных дам, — Зенин ходит по всем домам и показывает платок, которым убийца вытирал свои руки, а потом в нем же уносил драгоценности.
— Что вы, с чего он взял, что это именно тот же платок?
— Я подробностей еще не успела расспросить, завтра узнаю.
Эта уже передает следующей:
— А знаете, Марья Петровна, Зенин нашел–таки следы убийцы. Удивительно способный молодой человек.
Марья Петровна передает Александре Ивановне:
— Зенин проследил убийцу, — он уже арестован.