— А яж таки дывовалась, що пан такий хмурный, а вин голодный. Зараз принесу!
Глубокое молчание воцарилось в комнате, пока Орловский жадно уничтожал все, что неустанно приносила ему Оксана, с удивлением покачивавшая головой, глядя на его небывалый аппетит.
— Ух! — раздалось, наконец, удовлетворенное восклицание насытившегося человека, и с блаженной улыбкой Орловский откинулся на спинку стула, теперь только заметив, что он сидит в своей промокшей жокейке.
— Что за свинья бывает голодный человек, — засмеялся он добродушно. — Что бы подумала обо мне добрейшая Марта Ольгердовна?
Злополучная жокейка полетела в переднюю, где на лету была поймана Оксаной и водворена на вешалку.
— Теперь я к твоим услугам, пойдем в беседку, там говорить удобнее, только, на этот раз я займу твое место в гамаке.
Через минуту, закурив сигару, он и на самом деле вытянулся в гамаке с видом человека, заслужившего основательный отдых.
— Ну? — нетерпеливо бросил Зенин.
— Эк ты разнукался сегодня, понравилось тебе это глупое восклицание. Что же тебе, собственно, интересно знать?
— Не дури, Александр, нам не до шуток, знаешь сам, как для нас важно скорее произвести обыск, причем прежде на той квартире, где его в данный момент нет, а потом неожиданно нагрянуть и к нему. И так уж, вероятно, Кнопп удивлена, что я до сих пор не явился с указанием точных адресов обеих квартир, чтобы получить предписание на производство обыска.
— Успокойся, мой друг, никакого обыска не будет, так как производить его не у кого и негде.
— Как так? Прайс…
— Фюй–ть… испарился.
— Когда и куда?
— Вероятно, в преисподнюю, так как для небес, по- моему, не годится.
— Еще раз напоминаю–не время шутить!
— Да я не шучу. Неужели же ты на самом деле подумал, что я способен целый день потратить на такую пустую штуку, как справка в адресном столе и проверка, в которой именно квартире он в настоящее время обретается?
— И что же?
— И узнал, что он обретается и обретался в воздухе, так как никогда в Москве и ее окрестностях прописан не был.
— А дача?
— Что, батенька, дача? Слава Богу, что мы с официальным обыском туда не явились и что о нашем приключении ни одна живая душа не знает. Дача эта нежилая.
— Как так? А разве Прайс там…
— Никогда не жил! Я хозяина дачи разыскал и узнал, что еще ранней весной у него был господин, назвавшийся Прайсом, и снял эту дачу, заплатив за все лето, в чем он ему и расписку выдал, а потом так и не явился, а ключ от дачи и по сие время у хозяина находится.
— Ты в эту дачу, надеюсь, заглянул?
— Угадал. Обстановка все та же, какую я через окно видел, когда ты ее фонарем освещал, — но…
— Что но?
— На пыльном полу ни признака следов нет, и не только той женской ножки, которую ты тогда обнаружил, но даже и твоих собственных.
— Вот так штука! А наводил ты справки у кого–либо из его знакомых?
— Был чуть ли не у десятка уважаемых граждан, которые принимали его у себя, и все, точно сговорившись, дают один ответ: да, он у меня бывал, но положительно не помню, где и когда я его к себе пригласил и как–то даже не возникал вопрос об отдаче ему визита. Бывал человек у многих, а почему и для чего, никто не знает, да и только!
В глубокой задумчивости ходил Зенин по аллее. Никак не может разобраться в сообщениях Орловского, а знает его слишком хорошо, чтобы предположить какое–нибудь упущение. А тут ведь Кнопп ждет и, как ни вертись, а являться к нему нужно.
— Едем, Александр, довольно отдыхать!
Против всякого ожидания Кнопп встретил и выслушал их довольно спокойно. Проживание без прописки до уголовного розыска не касается, поговорить же с кем следует о таком нежелательном явлении он взял на себя. Зенина же напутствовал следующими словами:
— Поезжайте немедленно и, во что бы то ни стало, разыщите брата Аннушки, а я здесь, прежде всего, постараюсь спасти невинного Брандта и, авось, попутно удастся осветить это роковое дело.
Похвалил Кнопп также Орловского за осторожное наведение справок:
— Не хватало еще, чтобы и этот «человек воздуха» попал в печать. Довольно уж и без того на нас собак вешают, — были его заключительные слова.
В ту же ночь экспресс увозил Зенина на юг. Расположившись в удобном спальном вагоне, он долго не мог уснуть. В монотонном стуке колес слышалось ему насмешливое:
— Сорвалось… Сорвалось… Сорвалось…
Глава 23
Богомольцы