Как же сильно должно было все в этой истории перепутаться, если мы до сих пор воспринимаем СМЕШНОГО Святослава как пример ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО государственного деятеля! Поистине - "наниче ся годины обратиша" наизнанку время перевернулось...
Глава третья
ПОЭМА XXI ВЕКА
Итак, напомним себе вкратце ту цепь событий, которая предшествовала "золотому" слову Святослава: продолжая, как мы отмечали выше, завещанную их дедом Олегом политику дружбы и сотрудничества с половцами, Игорь - с благословения главы Черниговского дома Ярослава и своих братьев, но тайно от Святослава и прокиевских княжеских группировок, отправляется в Степь, чтобы выполнить заключенный с Кончаком брачный договор и женить своего сына Владимира, выделенного перед этим на самостоятельное княжение в Путивль, на ханской дочери - Свободе Кончаковне. Выступлению свадебного поезда предшествует солнечное затмение, словно бы предупреждающее Игоря о трагическом исходе его затеи, но он заставляет себя перешагнуть через суеверие и дает сигнал к выходу.
Наряду с непоколебимостью его как политика, не привыкшего отменять единожды принятые решения, такой отчаянной для XII века смелости способствовало ещё и то обстоятельство, что год назад Игорь привел в дом вместо умершей матери Владимира новую жену - пятнадцатилетнюю Ярославну, пребывание которой в одном доме с Владимиром, её ровесником, вызывало в нем ревность и вынуждало не откладывать его женитьбы в долгий ящик. Поэтому, пренеберегая знамением неба, 23 апреля, в Егорьев день, бывший одновременно и именинами Игоря (в крещении - Георгия), и началом "георгиевских" хороводов, к которым "приурочивались свадьбы" и которые несли в себе "мысль о счастливых брачных связях", из ворот Новгород-Северска вышел свадебный поезд и направился в половецкую Степь. 9 мая, когда "никольские" хороводы переходят в "семицкие" (не их ли, кстати, эхо звучит в неясной до сих пор фразе "на седьмомъ веце Трояни", что можно читать как на "седьмовице Тройни" или на "седмице Троицы", то есть в "Троицкий семик" - первую неделю после Троицы?..), русская "сторожа" встретила половцев у реки Сюурлий, причем следует помнить, что это был "пятокъ", пятница, что подчеркивает и Автор, напоминая нам, что пятница была посвящена Фрейи-Макоши и была связана с весенними праздниками Лады и Лели, которые почитались славянами как покровители любви и БРАКОВ.
Почти во всех письменных источниках, претерпевших за столетия значительные искажения и редакторские правки, описание этого дня силится выглядеть БИТВОЙ, но даже случайно сохранившиеся в тексте выражения говорят в пользу того, что это была СВАДЬБА. Выше мы уже приводили цитату из Ипатьевской летописи, описывающую ритуальное пускание стрел "в сторону русских", после чего половцы тотчас же ускакали; дополнительный штрих к этой сцене дает нам и Татищев, приводящий цитату из какой-то не дошедшей до нас летописи, где сказано, что когда русичи подошли к Сюурлию, то застали половцев за "убиранием станов своих", где в УБИРАНИИ нужно видеть не снимание с места, что практически невозможно при неожиданном бегстве, а процесс украшения, УБРАНСТВА, подготовки к торжеству, который застали русичи и который в дальнейшем подтверждает и Радзивилловская летопись, прямо говоря, что они там "три дня веселились".
А в это самое время, крайне не заинтересованный в успехе Игоря, Святослав Киевский предупреждает родственную своему соправителю Рюрику орду хана Гзака, имевшего, к слову сказать, основания для мести Игорю за то, что в 1168 году его старший брат Олег Святославович захватил вежи, пленив Гзаковых жену и детей, и тот теперь, собрав под свои знамена отряды не входящих в коалицию Кончака "диких" половцев, напал на пьяных и не ожидающих нападения русичей и, перебив большую часть поезжан, пленил всех князей, включая самих Игоря и Владимира. Правда, в это же время к месту пира, ставшему местом сечи, подошел и Кончак, который должен был засвидетельствовать факт "умыкания" и закрепить брак родительским благословением, но которому пришлось заниматься поручительством за сватов и улаживанием произошедшего конфликта, о чем и сообщил на Русь случайно проходивший через место боя (!) с купеческим караваном Беловод Просович.
И как же отреагировал "великий и грозный" Киевский князь на разгром Игоревых дружин? "Нъ се зло, - как бы поморщился он, отмахиваясь от расспросов о числе жертв на Каяле. - Княже ми не пособие! Наниче ся годины обратиша". То есть, не в том, мол, зло, что разбиты дружины Игоря, а в том, что князья перестали быть пособниками в походах против Поля. Совсем, дескать, времена шиворот-навыворот перевернулись...
Но "вывернутость" времен наизнанку обнаруживает себя далеко не в одном только том, что Святослав осознает, как из-под него уходит незыблемая, казалось бы, опора верховной власти. Да, удельные русские князья начали выходить из-под традиционного подчинения Киевскому правителю и жить без постоянной оглядки на его политику. Но "вывернутость" времени заключалась ещё и в другом: например, в той переориентации политики в сторону сотрудничества с Полем, которую проводили Ольговичи и за успехами которой следили, по-видимому, и все другие князья Древней Руси, неудовлетворенные политикой Центра и искавшие наиболее эффективной тактики для собственных действий.
Вывернутость времени, напоминающая тот кожух, который надевала на себя "наизворот" жена тысяцкого на свадебном пиру у Елены Глинской, обнаруживает себя и во всем образном строе поэмы и её многослойной "тайнописи". Собственно, и само словосочетание "трудныхъ повестий" несет в себе, по замечанию М. Салминой, обозначение "сокрытых или тайных (т.е. с тайным смыслом) сказаний". В поэме нет почти ни единого слова, которое не имело бы своей симметрии в тексте, благодаря чему можно проверить любую сомнительную конъектуру. Так, например, несколько выше мы заменили в эпизоде "сна Святослава" слово "тьщими", трактуемое всеми исследователями памятника как "тощими", на "тёщиными", а это значит, что в соответствии со сказанным нами только что о законе симметрий, где-то в тексте у него должна быть однокоренная пара. Этимологические словари определяют слова "тесть" и "теща" производными от индоевропейского "tek-tь", "родители невесты" (форма tektь является образованием с суффиксом - t-ь от глагольной основы tek "родить"). Этот неожиданный "подарок от тещи" мы встретим в финале поэмы, в сцене бегства Игоря из плена, где сказано, что вся живность молчит и только "дятлове ТЕКТОМЪ путь къ реце кажутъ", что намекает на то, что побег был устроен Игорю не без помощи Кончака, с чем, кажется, согласны почти все исследователи "Слова".
К своеобразной "тайнописи" поэмы следует отнести и обнаруживаемую в ней числовую символику, при ознакомлении с которой отпадает вопрос не только об устном происхождении "Слова", но впору предположить ещё и использование ЭВМ при его создании. При знакомстве с этой стороной текста "Слово" кажется вообще поэмой не 12-го, а - в соответствии с принципом "вывернутости" времён наизнанку - 21-го века. Так, вникая в суть числовых соответствий, уже упоминаемый нами С. Пушик в своей работе "Кровавая свадьба на Каяле", в частности, говорит: "Общая численность героев "Слова" 60 (производное от умножения 12 на 5). Понятно, что словно живые действуют 12 богов и 12 водоемов, а вместе получаем 84, то есть 7 раз по 12. Действуют также птицы, рептилиии и звери; живых существ получается 7 раз по 12, а восьмой ряд - водоемы, которые тоже одухотворены.
К числу общего числа действующих лиц можно приплюсовать и девиц, что поют на Дунае, - параллель к тем Девам, что пели к морю, прославляя "время Бусово". Если это мифологические существа - русалки (нереиды), то их не меньше 12. Говорилось и о боярах, которых тоже 12 ...>.
В средневековье числа обозначались буквами. Имя Нерон, например, соответствовало числу 666 ...>. Идя этим путем, открываем, что имя Боян в сумме чисел дает сумму - 120, то есть 10 раз по 12. Если же перевести "Слово" на числа, то получим число 372, которое обретаем от умножения 12 на 31 ...>" - и так далее.
Интересные наблюдения над акростишной тайнописью "Слова" приводит А. Гогешвили, посвятивший разбору этого вопроса свою книгу "Акростих в "Слове о полку Игоревом" и других памятниках русской письменности XI-XIII веков". Так, в частности, зашифрованные в обращениях к князьям оскорбления говорят, что это никакая не хвала им, а самые настоящие "хула" и "лихоречье", пример которых особенно ярко виден в обращении ко Всеволоду: