Выбрать главу

ТЫ бо можешь посуху

ЖИвыми шерширы стреляти,

УДАлыми сынами Глебовы,

где вертикальное прочтение краестиший сверху вниз дает четкое прочтение фразы "ТЫ Ж ИУДА".

В "Слове" вообще почти нет слов, не обладающих тайным смыслом. "Плък" в значении воинского похода накладывается на "плък" в значении "свадебный поезд"; помогший Игорю бежать из плена половец Влур, переведший для него лошадей на другой берег Тора, перекликается с православными святыми Флором и Лавром, являющимися покровителями лошадей; Каяла, обозначающая реальную реку, на которой произошла свадьба-битва, несет в себе в то же время и код "покаяния", и эхо обрядового свадебного "каяния"-"хаяния", и характеристику "окаянности" всего на ней случившегося, и намек на "Каиново" предательство Святослава по отношению к Игорю...

Потаенного смысла в поэме полон даже каждый звук, как это показала в своей книге "Первозванность" неоднократно цитированная нами выше Л. Наровчатская. Губной звук П (Б), например, обозначает "понятие пустоты, т.е. субстанции, готовой дать, отдать, произвести дитя, плод, добычу с разбуханием, изменением местопребывания жизни и смерти", что удивительно накладывается на аллитерированный этим звуком эпизод первой встречи с половцами ("Съ зарания въ Пятокъ ПотоПташа Поганыя Плъкы Половецкыя..."), который "раскодируется" в последующем практически по всем обозначенным пунктам: и в "добычу", материализовавшуюся в виде "злата, паволоков и япончинцев", и в "изменение местопребывания жизни и смерти", вызванное увозом пленников в половецкие становища, и даже в "произведенное дитя", с которым Владимир Игоревич через два с лишним года возвратился на Русь...

Но один из самых неожиданных результатов получил поэт Г. Карпунин, который просто попробовал читать "Слово"... вверх тормашками! И оказалось, что это не только возможно, но и что в этом "обратном" тексте много внимания уделяется женке, оставшейся без мужа, к которой льнет дьвол. "У меня, - признавался Г. Карпунин, - есть основания полагать, что речь идет о Ярославне. В прямом тексте образ Ярославны - это, можно сказать, идеал женщины. Любящей, верной супругой предстает она перед нами в Путивле-городе на забороле. Здесь же, в обратном тексте, её окружают бесы, "лешеви рогатие", искушают, пытаются соблазнить, "женке сердце донимают". Иными словами, здесь она лишена ставшего привычным для нас поэтического ореола." Вот, к примеру, один из фрагментов такого необычного прочтения текста, как он выглядит по методике Г. Карпунина. В прямом тексте этот участок, заканчивающийся словами бояр о пленении Игоря - "...въ путины железны", ну, а в обратном мы как раз отсюда и начнем читать. Итак: "Нылзе жыни ту уповаша! Ту пою, а сама имля басъх ынаго. Пила же, пируя, - ць ли, рка, молоко?.. Сежу уно дьмом, а леши ти пси об ю лая: на которумь тада роги таки?.." - В олитературенном виде это может читаться примерно следующем образом: "Нельзя жене верить! Я тут пою, а она там имеет бесов всяких. Пила ведь, пируя, - или, скажешь, молоко?.. Сижу потом дома, а лешие те псы лают по её поводу: на ком, мол, теперь из нас рога больше?.."

Так что основания для ревности у Игоря, судя по этому обратному тексту, действительно имелись. Вот и в знаменитом плаче Ярославны, адресованном, казалось бы, исключительно мужу, Игорю, чуть ли не каждое слово оказывается связано с Владимиром, как, например, в строке "прострЕ ГОРЯЧЮ сВОю лучю на ЛАДЕ вои", где рядом с отчеством в звательном падеже "ЕГОРЯЧЮ - ИГОРЕВИЧУ" звучит прямо-таки чуть ли не голос современной женщины, зовущей: "ВОЛАДЕ" - "ВОЛОДЯ"!

А разве не свидетельствуют о более чем просто мачехиных чувствах к Владимиру такие, к примеру, из выделенных Г. Карпуниным анаграмм: "ВЪзЛелей госпОДИне МОЮ" (ВЪЛОДИМОЮ), "ВЪзЛелей госпОДИне... на МОРЕ" (ВЪЛОДИМОРЕ) или "ВЪзлелей... ЛАДУ на МОРЕ" (ВЪЛАДУМОРЕ)?..

Собственно, из имени Владимир, как подметил Г. Карпунин, возникает в плаче добрая половина слов: лада, вои, море, горе, мою, моея, горы, корабли... И это естественно, говорит он, так как на уме у Ярославны, как у всякой матери, мысль о сыне, и о чем бы она ни говорила, мысль её, помимо её воли, сама собой, отражается в словах, в подборе слов, которые, сопрягаясь, дают имя сына...

Думается, что психологическую схему появления анаграмм имени Владимира Г. Карпунин обрисовал достаточно верно, и единственное, что он забыл учесть, это им же самим приводимые данные о том, что Ярославна НЕ БЫЛА матерью Владимира, так как на момент похода ей было не более ШЕСТНАДЦАТИ ЛЕТ - примерно столько же, сколько тогда было и Владимиру.

Понятно, что считать приведенные выше свидетельства за стопроцентное подтверждение нашей гипотезы нельзя, но игнорировать проступающие сквозь основной текст, как древние надписи сквозь штукатурку Софии Киевской, ассоциативные признаки правильности нашего пути нельзя тоже. Потому что "слово в "Слове", - как говорил Г. Карпунин, - всегда многозначно. Оно именно СЛОВО в СЛОВЕ".

Вот, скажем, Влур устроил Игорю побег и, скакнув горностаем (тоже, кстати, образ вьюнишных песен, являющийся символом СЕМЕЙНОГО очага и БРАЧНОЙ жизни) через речку, он поскакал в сторону Руси, и это - тут же порождает один весьма важный спор ханов Кончака с Гзаком.

Млъвитъ Гзакъ Кончакови:

"Аже соколъ къ гнезду летитъ,

соколича ростреляеве

своими злачеными стрелами."

Рече Кончакъ ко Гзе:

"Аже соколъ къ гнезду летитъ,

а ве соколца опутаеве

красною девицею..."

Метод обнаружения СЛОВА в СЛОВЕ позволяет увидеть, что весь этот разговор половецких ханов крутится вокруг имени Олега:

сокОЛЦА - ОЛЦА - ОЛГА

сокОЛИЧА - ОЛИЧА - ОЛЬГОВИЧА.

Сокол и соколич - это ясно читаемое название родового имени Игоря и его сына Владимира. Под родовым именем ОЛОК, то есть Олег, выступает здесь сам Игорь, а его сын выступает под родовым отчеством - ОЛИЧ, то есть Ольгович (запомним это на некоторое время).

И тема "Олега - сокола" шла на протяжении всей поэмы. Поэтому-то и сказано было "Ольгово хороброе гнездо", что оно, это гнездо - гнездо соколово.

"Тут, - воспользуемся ещё одной цитатой из Г. Карпунина, - вообще многое удивления достойно. Вот говорится: "На следу Игоревом ездитъ Гзакъ съ Кончакомъ". Не едет, не скачет, а ЕЗДИТЪ, то есть ищет ГНЕЗДО:

Гзакъ На следу ЕЗДИтъ - Г-Н-ЕЗДИ.

Олег - ствол "мыслена древа". Из этого ствола вырастают ветки - внуки Олеговы: Игорь, Всеволод, Владимир Игоревич."

В поэме все это лежит почти на поверхности: "пОЛЕГоша", "пОЛЗАти", "пОЛЕЧЮ", "сокОЛЦА", "тОЛЬКОВинъ", "крамОЛАХЪ", "павОЛОКи", "повОЛОКоста" и тому подобное. Ну, словом - "Слово о полку Игореве (или - "оп ОЛКУ"?), Игоря, сына Святославля, ВНУКА ОЛЬГОВА". Помните, - несколько выше мы отмечали, что Владимир Игоревич выступает в поэме под родовым отчеством Олич, то есть Ольгович - "внук Ольгов"?.. Смею предположить, что здесь нам оставлен ключ для отыскания Автора, а вернее он уже назван - это и есть сам внук Ольгов, то есть Олич, под именем которого, как мы только что говорили, выступает Владимир Игоревич.

Увы, но это для нас, сегодняшних, многое в поэме кажется "темным", а для читателей XII века загадки авторства "Слова" не существовало, как не существовало бы её и для нас, озаглавь, допустим, современный автор свое произведение: "Размышления о мире, прогрессе и человеке во времена Леонида Ильича, академика Сахарова". Вряд ли, я думаю, нашелся бы сегодня человек, который подумал бы, что Леонид Ильич - это имя и отчество академика Сахарова. А вот в недалеком историческом завтра, когда политические страсти нынешнего дня канут в Лету, а архивы окажутся сожжены при очередном штурме "Белого дома", какой-нибудь исследователь так и решит, что это безымянное произведение о временах правления академика по имени Леонид Ильич Сахаров.

Не уподобимся же этому неизвестному нам горе-исследователю и посмотрим, а существуют ли хоть какие-нибудь данные в пользу того, что Владимир Игоревич и вправду мог быть автором "Слова о полку Игореве"?..

Рассмотрим для этого следующие пункты:

А. Место написания поэмы.

О том, где было написано "Слово о полку Игореве", спорят давно и много, однако, называя в числе городов-претендентов Чернигов, Киев, Галич, а то и Брянск, Курск или Ярославль, исследователи исходят из чего угодно, но только не из самого текста поэмы. Вернее, они его учитывают, но учитывают скорее лишь как косвенную подсказку, посредством определенной диалектной окраски намекающую на один из возможных регионов творчества неведомого Автора. Или же вообще обосновывают выбор места написания исключительно политическими симпатиями: скажем, показалось исследователю, что Автор симпатизирует Святославу Киевскому, значит, и местом написания поэмы объявляется Киев. Показалось же, что с большей теплотой он говорил об Игоре, значит - творил в Новгород-Северске или Чернигове.