Бек Алиман как бы нехотя возвратился. Усевшись на подушку, помолчал некоторое время, потом сказал:
Ты помнишь, Бек Хаджи, когда мы шли на полночь, то скакали через проклятое аллахом Куликово поле? Ты помнишь, Бек Хаджи, сколько останков доблестных воинов аллаха лежало под копытами наших коней?..— И, подняв кверху палец, крикнул: — Иди на Мушкаф, хан! Иди не медля!
ГЛАВА 17
Не успели лесовики расположиться на деревьях вдоль тропы, как прискакал Василько, крикнул всполошенно:
Полон гонят!
На огромных дубах, где засели лесовики, словно под порывом ветра зашумела листва, потом все стихло. Молчание хмурого осеннего утра нарушили отдаленный конский топот, шлепанье босых ног, громкие выкрики. Полон приближался. Впереди ехала группа вооруженных копьями ордынцев. За ними шли пленники — несколько десятков мужиков и баб; руки заломлены назад, по четыре пары связаны одной веревкой. Длинные концы арканов — в руках сторожевых татар, окружавших ясырь. Замыкала шествие дюжина всадников.
Ордынцы торопились. Лес, тесно обступая тропу, пугал их своей тяжелой таинственной громадой. Слышались пронзительные выкрики татар, свист плетей, стоны пленников.
Среди пленников были и Клепа с Сенькой.
Чем ближе к месту засады подходил полон, тем чаще взоры рыжего лесовика и парнишки обращались к вершинам деревьев. Мужики, следовавшие за ними, нетерпеливо переглядывались, лица их были напряжены.
Гордей понял, что Клепа успел предупредить пленников о засаде.
В лесу раздался оглушительный свист. С соседних деревьев откликнулись второй, третий. Десятки стрел сверкнули разноцветным оперением. Несколько ордынцев, выронив из рук концы арканов, свалились с лошадей. Одна стрела попала в пленника, и тот упал, опрокинув напарника, к которому был привязан. Сторожевые татары смешались, их кони, давя людей, врезались в ряды ясыря. Вопли, крики, ругань ордынских десятников повисли над лесной тропой. А с деревьев уже прыгали станичники. Почти одновременно на татар ударил Клепа и пленные мужики. Часть их тут же погибла, встреченная саблями и копьями, но другим удалось стащить добрую половину крымцев с лошадей.
Мелькали дубины, мечи, сабли, кулаки. Схватка разгорелась. Ордынцы яростно отстаивали добычу. Пал заколотый копьем Фрол Гон. Выбили меч из рук атамана, и, не окажись рядом Федора и Василька, его бы прикончили. Еще двух лесовиков затоптали татарские лошади. Но пленные мужики уже успели освободиться от веревок, и крымцам приходилось туго. Дрались врукопашную, душили друг друга, вгрызались зубами в горло...
Лишь троим ордынцам удалось отбиться. Развернув коней, они понеслись по тропе обратно. Но за ветвистым дубом их встретили стрелы троих лесовиков в засаде. Взмахнув руками, вылетел из седла первый всадник, под вторым убило лошадь, и его тут же настигли тарусские мужики. А третьему удалось проскочить. Из ордынского караула ушел только он, остальных перебили«
После похорон погибших обнаружилось, что исчезла Марийка. В засаде она укрылась рядом с Митрошкой, но с тех пор, как началась схватка, ее не видели. Среди убитых Марийки тоже не было. Порубежники обыскали все кусты, но Марийки не нашли. Как не было горько атаману, однако, пришлось торопить лесовиков: ежели спасшийся татарин доберется до села, где хозяйничают ордынцы, они непременно примчатся сюда...
Навьючив захваченных лошадей оружием и доспехами, лесовики зашагали подальше от места боя.
Остановились па ночлег в глухом еловом бору. Разводить костры не стали, повалились на мокрую траву. Гордей долго не ложился, сидел и думал...
«Второй раз полон отбить будет трудно: ордынцы после того, что случилось, станут осторожны, в охрану отрядят больше дозорных. Правда, и в станице прибавится молодцов, вон сколько мужиков из полона освободили».
Гордей начал зябнуть — в осеннем лесу было холодно и сыро. «Не дело, что люди в мокрое улеглись,— хворь возьмет, какие с них будут вой?..»
Слышь, молодцы! — прорезал темноту его властный голос. —- В сырости спать не моги! Разжигай костры!..
Люди нехотя поднимались, доставали кресала, зажигали факелы. Вскоре запылали костры, потянуло горьковатым дымом.
Тут уж сполох учинили: Клепа к ордынцам пристал!..— рассказывал Василько, грея ладони над костром.
Неужели решили, что вором стал? — удивился рыжий.
О том речи не было, Егор! — сказал атаман.— Ты вот о чем поведай: с Епишкой часом не встречался ли? Говорят, что видели его.
Рябого не встречал, а других воров видел. Поводырями они у татар. Одного признал — он был с Епишкой на монастырском подворье в Серпухове.
Значит, и рябой там. Поймать бы сучьего сына! Выжег бы очи подлые, чтоб на божий свет не глядели!
Поди доберись до него!—безнадежно махнул лесовик - тарусец.
Все умолкли. Сидели хмурые, опустив головы. Любим, часто мигая, кривил лицо — вот-вот заплачет. Хоть и серчал на Фрола за Настю, но, когда увидел распростертого на земле брата с копьем в груди, тоска сердце сжала! Федор мрачно уставился в темноту; как ни совал ему Митрошка кусок мяса, не притронулся; голову заполнила грустная дума...
Что же делать станем? — нарушил тишину остроглазый тарусец. — Не инак всполошил своих беглый татарин. Теперь к полону не подступишься.
Чай, по домам не пойдем! — буркнул Клепа.
Где те дома? — вздохнул Любим.
А ежели на село, ,где крымцы ясырь держат, накинуться?— предложил Федор.— В ночь!..
Дело говоришь! — неожиданно поддержал его атаман.— Пока татары раздумывать станут, как им полон лесом провести, мы на село навалимся!.. — Гордей сразу повеселел. Обращаясь к Вауле, спросил: — Скажи-ка, старче, далеко ли до селища?
Тот не успел ответить — послышался шум, и из темноты выехал всадник. Люди вскочили на ноги, схватились за топоры и дубины. Но кто-то выкрикнул: «Марийка!» — и все успокоились.
Живая!..—бросился к ней Федор.
Жива, братику! — прильнула к нему сестра.
Где же ты пропадала, девица красная? — мягко спросил атаман.
Марийка, перехватив его взволнованный взгляд, вспыхнула, потупилась. Молча повернулась к лошади, которую держал под уздцы Федор, отцепила от седла мешок, передала его Гордею. В нем лежали шлем и кинжал ордынца.
Неужто догнала?!.— восхищенно воскликнул атаман.— Ну и девка!
А у нас в Сквире все такие,— не без гордости заметил Федор.— Степь близко. С малых годов приучаются на лошадях ездить и парни и девки. Деды говорили: с того времени так повелось, как половецкая орда Тугорхана под руку киевских князей перешла и у Сквиры осела...
Не одна я с ордынцем управилась!.. — перебила его Марийка. И, повернувшись к лесу, позвала: — Алешка! Никитка! Идите сюда!..
В суматохе никто не заметил молодых воинов, которые стояли неподалеку, держа лошадей в поводу. Но стоило Марийке окликнуть их, как рослые, плечистые фигуры Никитки и Алешки, освещаемые отблесками костров, сразу же обратили на себя внимание Гордея.
Кто это? — настороженно спросил он у Марийки, но она лишь пожала плечами.
Кто мы да откуда, спрашиваешь? — улыбнулся Никитка, и глаза его задорно блеснули.— Сие, дядя, долгий сказ.
А ты колюч, молодец! — бросил Гордей, пристально рассматривая молодых воинов.
Правду молвил он — нет у нас времени рассказывать,— подал голос Алешка и, теребя светлую, едва пробившуюся бороденку, добавил: — Мы девку вашу проводили, а теперь есть дела поважнее.
Да кто же вы? — рассердился Гордей.—Не отпущу, пока не скажете!.. Эй, молодцы! — крикнул он станичникам. — Держи их!
Никитку и Алешку вмиг окружили лесные люди, схватили за руки. -
Вот как оно бывает, Алешка: девку выручили, а сами к душегубцам попали! — с досадой сплюнул Никитка.
Зачем ты их, Гордей? — подошел к атаману Федор.— Не хотят говорить, потому что, должно, не могут. Видишь, ратниками одеты,— показал он на кольчуги и шлемы молодых воинов.— А дела ратные, сам знаешь, не всем сказывают.