ГЛАВА 22
Шуракальская орда, миновав сожженный Серпухов, двинулась на Москву. По обе стороны серпуховской дороги лежала опустошенная, обезлюдевшая земля. А навстречу крымцам шли большие и малые караваны — окруженные конными нукерами повозки, телеги, арбы с награбленным, пленники и пленницы, захваченный скот... Хану Золотой Орды Тохтамышу наконец удалось захватить Москву. Изо дня в день бросал он бессчетные полчища нукеров на стены Кремля. Приступ следовал за приступом, но осаждавшие никак не могли ворваться в стольный город урусутов. Подножья стен были завалены трупами ордынцев. Тогда Тохтамыш прибег к обману. В грамоте, переданной москвичам, он заверил их: «Вас, людей своих, хочет помиловать царь, ибо не виновны вы, не заслуживаете смерти. А ополчился я на великого князя Дмитрия, от вас же ничего не требую, кроме даров. Встретьте меня, откройте ворота, хочу лишь ваш город посмотреть, а вам дам мир и любовь». Сопровождавшие ордынского хана суздальские князья Василий и Семен всенародно поклялись на кресте, что Тохтамыш сдержит свое слово. Среди осажденных не было единства. Ремесленный люд —- кузнецы, оружейники, гончары, кожевенники, бочары и крестьяне из окрестных сел и деревень, что все эти дни стойко сражались на кремлевских степах, понесли большие потери — многие были ранены и убиты. Оставшиеся в городе бояре, архимандриты и священники сумели убедить уцелевших защитников крепости открыть ворота врагу. Осадный московский воевода князь Остей, который во главе депутации горожан вышел из Кремля для переговоров с Тохтамышем, пал первым. Ордынцы, ворвавшись в крепость, перебили и угнали в полон тысячи мужчин, женщин, детей, а потом подожгли ее...
Шуракальская орда Бека Хаджи преодолела уже больше половины пути от Серпухова до Москвы и расположилась на привал возле села Остафьево, когда прискакал гонец от Тохтамыша. В послании великого хана шуракальцам повелевалось идти к Волоку Дамскому и там соединиться с воинством двоюродного брата Тохтамыша Коджамедина. Заняв Москву, Тохтамыш бросил свои полчища на остальные земли великого княжества Московского. Владимир, Переяславль, Дмитров, Углич, Звенигород, Руза, десятки городков, сотни сел и деревень были разграблены и сожжены. На севере семь туменов, по десять тысяч нукеров в каждом, во главе с другим двоюродным братом Тохтамыша огланом Бек Булатом подступили к Ростову и Ярославлю, чтобы захватить их и затем направиться к Костроме, где великий князь Московский Дмитрий Иванович собирал русские полки. Двадцатипятитысячная рать Коджамедина двинулась на Волок Дамский.
Получив наказ великого хана, Бек Хаджи обрадовался, его смуглое лицо расплылось в счастливой улыбке... «Слава аллаху! — подумал он.— Эта добрая новость отдалила день встречи с великим ханом! А если на то будет воля аллаха и мы разобьем коназа Серпуховского, то гнев Тохтамыша минует меня и вовсе... Слава аллаху, что он надоумил меня идти на Тарусу! Скольких нукеров я бы потерял, если бы поспешил в Мушкаф и штурмовал ее стены! И еще хвала аллаху, что он подсказал великому хану мысль послать меня на коназа Серпуховского, а не на Дмитрия. Все складывается прекрасно. А главное — рядом нет уже коротышки Алимана, ему велено скакать в Мушкаф к великому хану. Вот уж на ком он сорвет свою лють!..»
Бек Хаджи тут же созвал тысячников и отдал им наказ готовиться к выступлению на Волок Дамский. Но едва они вышли из его походного шатра, шуракальский хан помрачнел. Его тревожили вести из Тарусы. Еще когда Бек Хаджи выступал из города, в шуракальский стан прибыли несколько нукеров — им чудом удалось вырваться из села, на которое ночью напали урусуты. Разбойники отбили большой ясырь, предназначенный для угона в Крым и продажи в Кафе, уничтожили сторожевую охрану, расправились с поводырями, которые так ловко вылавливали в лесах и на болотах беглецов-урусутов. По рассказам нукеров, среди тех, кто напал на село, было много тарусских дружинников, а предводительствовал ими брат тарусского коназа Владимир... Эта весть ошеломила' шуракальского хана, ведь тысячники Мюрид и Солиман, посланные им преследовать урусутов, поклялись: возле Рязани они разгромили большой отряд всадников. Кто же тогда нападает на нукеров?.. Шуракальцы во главе с мынбасы Мюридом, оставленные на Тарусчине, не решаются сопровождать ясырь. А урусутские разбойники наглеют с каждым днем все больше. Раньше они нападали только на немногочисленную охрану, а теперь отбивают ясырь, который сторожат большие чамбулы. Беку Хаджи пришлось послать тайного гонца к Мюриду с наказом покинуть Тарусские земли...
В ханский шатер неслышно вошел мынбасы Солиман и, прижимая руку к сердцу, доложил, что шуракальцы к походу готовы. Бек Хаджи молча кивнул ему и, сопровождаемый тысячником и телохранителями, вышел из шатра. Окинув стремительным взглядом многотысячное воинство, что в полном боевом облачении уже сидело на конях, смягчился, самодовольно подумал: «С такими багатурами меня не оставит удача. Надо только не опоздать в Волок Дамский. Когда рать коназа Серпуховского будет смята и побежит, шуракальцы должны первыми ворваться в город, иначе вся добыча достанется другим...»
Шуракальцы подъехали к месту встречи с туменами Коджамедина перед самым рассветом. Лил проливной дождь, сверкали молнии, грохотал гром, промокшие насквозь, измученные дальним переходом нукеры, нарушив строй, беспорядочной толпой следовали за Беком Хаджи и мынбасы-тысячниками. К ним уже доносились запахи дыма и жареного мяса, отчетливо слышался гомон огромного стана, и постепенно в их суеверных душах исчезал страх, вызванный грозой. Воины приободрились, лошади побежали резвее.
К удивлению шуракальцев, их никто не остановил, никто не поднял тревогу, и орда без помех приблизилась к лагерю Коджамедина. И только у крайних юрт всадники замешкались — дозорные крымцев наткнулись на урусутских лазутчиков, которые подкрались к стану ордынцев. Вражеские разведчики увлеклись и не услыхали, как их окружили воины аллаха. Урусуты вскочили на лошадей, пытаясь бежать, но их догнали и захлестнули арканами.
Лазутчиков подвели к Беку Хаджи. Оба были молоды, почти отроки, и шуракальский хан, вглядываясь в их освещенные неверным светом факелов взволнованные юные лица, подумал, что это хорошая добыча; повернувшись к мынбасы Солиману, бросил:
У этих юнцов можно многое выведать про коназа Серпуховского и его воинство, лишь надо их как следует допросить! — Солиман понимающе кивнул, приказал связать пленникам руки и гнать их за его конем.
По команде тысячников шуракальцы построились и стали въезжать в лагерь Коджамедина. К ним с тревожными возгласами бросились караульные, укрывшиеся от грозы в шатрах и юртах. Тотчас заиграли дудки, застучали бубны, отовсюду бежали нукеры с копьями и обнаженными саблями в руках. Переполох был недолгим, увидев, что это свои, ордынцы радостными криками приветствовали их.
Да они же хмельные! — в ярости воскликнул Бек Хаджи, презрительно плюнув в толпу ногаев и астраханцев, крикнул;
Где оглан?
Два ближних бека Коджамедина, почтительно поклонившись хану, помогли ему сойти с коня. Бек Хаджи строго спросил — что за праздничное настроение царит в стане. Но те промолчали, и он, не позволив взять себя под руки, направился к шатру оглана.
Коджамедин был не один, рядом с ним на огромном шемахинском ковре, пестревшем вышитыми розами, тюльпанами и другими цветами, полулежали хан Астраханской орды Хаджи Черкес с зеленой чалмой паломника на круглой, словно арбуз, голове и предводитель ногаев Койричак, безбородый, с мрачным бесстрастным лицом, такой же длиннорукий и нескладный, как хозяин шатра — оглан Коджамедин.
Приветствуя их, Бек Хаджи приложил руку к сердцу, слегка склонил голову. Ему ответили. Коджамедин встал, обняв шуракальского хана, усадил его возле себя. Опускаясь на ковер, Бек Хаджи успел окинуть шатер взглядом и с удовлетворением заметил, что убранство здесь не богаче, чем у него в шатре, хотя Коджамедин и царевич.
Хвала аллаху! Наконец мы можем лицезреть тебя, светлый хан! — выспренно произнес оглан.— О подвигах твоих мы столько наслышаны, и о былых, и о недавних, что почитаем за великую честь сидеть с тобой рядом.