И второй пример: в седлицком лагере начальником полиции был назначен один русский полковник из пленных. Это был здоровый, высокий мужчина с одутловатым и рябым лицом. С громадной дубиной в руках он целыми днями расхаживал по лагерю и творил суд и расправу собственноручно. Пленные его боялись и старались всеми силами не попадаться ему на глаза. Помню, как однажды я попробовал воздействовать на его лучшие чувства, но этот зазнавшийся господин в грубой форме заявил мне, что он назначен комендантом немецкой администрацией и что ему нет до меня никакого дела. Тогда я попробовал поговорить с немецким комендантом лагеря, но и комендант ответил мне, что, мол, мы, немцы, не можем справиться с этими людьми без помощи полковника, а потому и сместить его не можем. Так это животное и осталось палачом своих товарищей по несчастью.
Однако нельзя сказать, что среди полицейских не было порядочных людей. Мне помнится старший полицейский в этом же холмском лагере. Это был молодой человек, лет 25, с высшим образованием, по национальности грузин. Звали его Сандро Жвания. Несмотря на деморализованность, существовавшую в лагерях, он сумел взять лагерь в руки и установить в нем относительный порядок (достичь полного порядка в лагерях было невозможно), и вместе с тем отношение его к пленным было гуманным и отзывчивым. Его все любили. Пленные вспоминали его с благодарностью.
Должен заметить, что, несмотря на то что в лагерях наблюдались случаи каннибализма, мародерства и бесчеловечного отношения друг к другу, доминирующее большинство пленных в этом царстве смерти стойко несли свой тяжелый крест и честно доживали оставшиеся им дни.
Немало было среди этих людей и сильных и волевых натур, которым удавалось укрепить свой авторитет среди товарищей и организовать внутреннюю жизнь в своих блоках. Эти организованные группы поддерживали тех, кому приходилось плохо, и жестоко карали тех, кто терял человеческий облик и мародерничал. Люди эти в лагерях в значительной мере и спасали положение.
Если принять во внимание, что зимой 1941 года из 4 миллионов пленных около 3 миллионов так или иначе погибли, то легко можно представить себе, что должны были пережить эти люди вообще. И нет ничего удивительного в том, что вышеуказанные отвратительные случаи имели место среди обитателей лагерей военнопленных.
Кто помнит еще описание полета Нобиле на Северный полюс и катастрофы, постигшей эту экспедицию, тот вспомнит и то, что члены этой экспедиции съели одного из своих товарищей. А ведь в экспедиции принимали участие высокоинтеллигентные и образованные люди, и можно сказать, что их выбирали среди многих, обладавших высокой научной подготовкой.
О втором холмском лагере, который был назван «лагерем смерти», ничего не могу сказать. В нем находились 30 000 человек, и комендант лагеря не разрешил нам даже войти в лагерь. Вместо этого он предоставил в наше распоряжение списки пленных, которые были уже распределены по специальностям администрацией лагеря. Об этом лагере по Холму ползли страшные слухи, убедиться в правдивости которых нам так и не удалось.
Не стану описывать жизни пленных и в других лагерях, как, например, в Брослау[9], Остров Мазовецк, Седлиц. Для этого пришлось бы опять повторить то, что уже сказано о первом лагере в Холме. К тому же в некоторых лагерях, входивших в наш маршрут, свирепствовал сыпной тиф, и доступ в них был закрыт.
Нужно заметить, что в декабре 1941 года лагеря военнопленных объезжал германский генерал из вермахта (фамилии не помню). Ознакомившись с ужасным положением русских военнопленных, генерал дал целый ряд распоряжений, которые должны были улучшить жизнь пленных, и категорически запретил применение мер физического воздействия к последним. Объезжая лагеря после посещения их генералом, мы всюду видели его инструкции, развешанные на стенах комендатур. И действительно, после этой инспекции жизнь пленных в лагерях до некоторой степени улучшилась, но спасти этими мерами людей от смерти при том полном истощении, которое имело место, было уже невозможно.