да сам еще не был готов к войне, но еще и несговорчивые западные демократии связывали его по рукам и по ногам; он боялся ведения войны на два фронта. Однако, избавившись при помощи Сталина от опасности с Востока, Гитлер решил перед тем, как напасть на Советский Союз, обеспечить свой тыл с Запада. В связи с этим 1 сентября 1939 года он напал на Польшу, а 3 сентября Англия и Франция объявили ему войну, чего он и добивался. (Тут нужно заметить, что если сараевское убийство в четырнадцатом году формально послужило поводом к возникновению Первой мировой войны, то образование Данцигского коридора послужило формально поводом к возникновению Второй мировой войны.) Так завязалась Вторая мировая война. Но чтобы яснее очертить обстановку того времени, нам нужно еще раз вернуться к предвоенным временам, когда Англия и Франция, чувствуя угрозу со стороны Гитлера, направили в Москву свою военную делегацию с предложением Сталину заключить тройственный союз. Переговоры продолжались 12–21 августа 1939 г. и ни к чему положительному не привели. Но интереснее всего то, что Сталину хотелось создать для Гитлера удобную обстановку, при которой тот рискнул бы напасть на западные демократии. В связи с чем от предложений англо-французской делегации он отказался, а через два дня, 23 августа он подписал пакт о ненападении с немцами и заключил с ними торговый договор. При этом, по словам одного очень авторитетного лица, занимавшего тогда высокий пост в одном из министерств Гитлера, во время ведения неудачных переговоров англо-французских делегатов с советчиками Риббентроп тоже был в Москве, в Кремле и посажен был в соседнюю комнату и по микрофону слушал ход переговоров. (Видимо, Сталин старался убедить Гитлера в своей искренности и преданности.) Так ли было или нет, не знаю. Однако рассказ этот для тогдашних взаимоотношений Гитлера и Сталина являлся характерным и правдоподобным. Ведь поделили же потом между собою Польшу, Сталин с благословения Гитлера занял Балтийские страны и Бессарабию. А за все это до 22 июля 1941 года он услужливо и бесперебойно снабжал Гитлера сырьем, помогая ему громить страны Западной Европы. Но Гитлер добрался до берегов Атлантического океана, и Сталину следовало насторожиться и ждать направленность дальнейшей экспансии фюрера, тем более что немцы большие контингенты своих войск стали перебрасывать с запада на восток на отдых. Но вместо бдительности Сталин и его окружение продолжали пребывать в блаженной дреме. Даже после нападения немецких войск на красноармейцев, 22 июня 1941 года, когда первые вести о поражении дошли до него, он усмотрел в происшедшем интригу местных генералов и предупредил Молотова быть осторожным в своих выступлениях. И только дальнейшие вести с фронта убедили его в том, что началась настоящая война, в которой его армии понесли тяжелое поражение с неслыханно большими потерями. Таким образом, если даже отказаться от варианта, что между Гитлером и Сталиным возникло какое-то взаимопонимание и остаться при мнении, что оба вождя вели дипломатическую игру, стараясь обмануть и использовать один другого, то надо признать, что Гитлер обыграл Сталина, как только можно было это сделать. Грозный диктатор сам не заметил, как он очутился в положении обманутого, обыгранного, попавшего в мышеловку. Судя по его дальнейшему поведению, нужно полагать, что только после этого неожиданного нападения немцев на его войска (без объявления войны) Сталин понял всю сложную игру, которую Гитлер с ним сыграл. Он понял, что теперь земля в прямом смысле этого слова горит под ногами, и с ним случился нервный шок. Те, кто тогда имел возможность слышать его обращение к народу, свидетельствуют, что зубы его отбивали дробь о стакан, из которого он время от времени глотал воду. Можно сказать — в этот момент с плеч кровавого демона свалилась мантия и он заговорил человеческим языком. Он взывал к «братьям и сестрам», он взывал к теням героев старой, дореволюционной России (Александра Невского, Суворова, Кутузова, которых он не смог расстрелять только потому, что они ушли из жизни много раньше, чем он появился на свет); вспомнил и о своих еще недостреляных генералах и маршалах, сидящих в застенках НКВД с перебитыми ребрами и выбитыми зубами. Их надо было в срочном порядке освободить, привести их в должный человеческий вид и вернуть в строй. Короче говоря, страх перед наступавшим врагом заставил Сталина с молниеносной быстротой отвернуться от своего коммунистического идола и повернуться лицом к исторической национальной России, к той самой России, которую коммунистическая власть, и прежде всего он сам, систематически безжалостно терзали, растаптывали в грязи ее святыни и, истребив в тюрьмах и концлагерях десятки миллионов человек, превратили страну в очищенный плацдарм для построения коммунизма, а перепуганное и до предела терроризованное население — в безмолвный строительный материл для своих безумных политических экспериментов.