Но самое главное, что переброшенные на Запал восточные батальоны большой подмогой быть не могли. Если на Востоке они поднялись для борьбы против коммунистов, то на Западе они лишились врага, против которого должны были сражаться. Сами по себе англичане, французы или американцы вызывали у русских солдат скорее симпатию, чем вражду. Я позволил себе коснуться вопроса переброски русских частей на Запад только в связи с общей обстановкой, в которой ЭСД сделало предложение Иванову, и возвращаюсь теперь к основной теме.
Иванов обратился тогда к своим товарищам по РННА, но те, помня еще обиду от осинторфской расправы, не соглашались войти в новое начинание. Да и никто толком не знал, что это за Бригада Гиля и почему ЭСД заинтересовано в передаче ее в другие руки.
При более близком ознакомлении выяснилось, что эта бригада была сформирована по инициативе штаба ЭСД[16] для использования по своей линии. Формирование ее началось в 1942 году, частично на фронте, частично в Силезии. Когда формирование закончилось, она была брошена против партизан в районе Брянских лесов, где один полк перебил своих немцев и перешел на сторону партизан. Перепуганный штаб ЭСД, не зная, что предпримет командир бригады со своим вторым полком, решил, пока не поздно, передать полк в другие руки.
Перспектива была не особенно заманчива, и договоренность между Ивановым и его группой не состоялась. Но вдруг в это дело вмешался генерал Георгий Николаевич Жиленков. Тогда на эмигрантском политическом горизонте появился новый советский генерал, бросивший вызов коммунистической власти, поработившей Россию, — Андрей Андреевич Власов. Имя генерала было окружено ореолом славы, заслуженной в рядах Красной Армии, и его недвусмысленные патриотические заявления внушали к нему доверие. Жиленков сделал предложите ЭСД, как представитель генерала Власова, перенять Бригаду Гиля с условием переформировать ее в бригаду Русской освободительной армии (РОА). Когда ЭСД приняло предложение Жиленкова, тогда вся осинторфская группа согласилась войти в подчинение Власову и ехать на фронт под командой генерала Жиленкова. Новая организационная группа состояла из следующих лиц: Г.Н. Жиленков, С.Н. Иванов, И.К. Сахаров, о. Гермоген (Кивачук), В.А. Ресслер, Г. Ламсдорф и К.Г. Кромиади.
За два дня до отъезда группа отправилась в штаб ЭСД за документами, но оттуда ее послали в гестапо, где были заготовлены документы. Этот неожиданный оборот дела внес в настроения группы сумятицу и недовольство, никто этого не ожидал. Дело было, однако, в том, что, как указано было выше, все члены новой организационной группы год тому назад были разогнаны из Осинторфа по приказу Гитлера с запретом когда-либо появляться в оккупированной зоне и потому разрешение на въезд могло дать только гестапо. Я лично в категорической форме отказался от поездки: после того, как в 1938 году у меня, как у представителя германской Русской православной епархии, без всякой причины гестапо отобрало документы на выезд в Сремские Карловцы на Заграничный собор русских православных иерархов и запретило покинуть страну, я не хотел иметь с этим учреждением ничего общего. Другие члены группы не хотели выехать без меня. Почти каждый день мы собирались и обсуждали создавшееся положение. Прошло недели две, ЭСД торопило с отъездом, а мы никак не могли договориться. Наконец все сошлись на том, что раз документы гестапо ни к чему не обязывают и являются всего лишь броней, то нам следует прекратить дальнейшие сомнения и ехать. Для выполнения по пути необходимых формальностей и выполнения приказа штаба на месте, группу должен был сопровождать от ЭСД штурмбаннфюрер СС (майор) Шиндовский. Группа выехала из Берлина за три недели до Пасхи и прибыла в Варшаву, откуда ее направили в Глубокое (Белоруссия), где находилась бригада. Однако она стояла в Лужках, в двадцати километрах от Глубокого, но и в Лужках мы застали хозяйственную часть бригады и чинов ЭСД, находившихся при Гиле, а строевые части ушли на операцию. Каково же было наше удивление, когда офицеры ЭСД при Гиле выступили против распоряжения своего берлинского начальства! Они и мысли не допускали, чтобы отнять бригаду у Володи, как они называли Гиля, и передать ее нам. К нам они отнеслись холодно, чтобы не сказать больше.
Можно было только удивляться тому, что после того, как половина бригады ушла к партизанам, Гилю удалось завоевать не только доверие, но и дружбу немецких офицеров[17]. Все они, вплоть до командовавшего тылом северо-восточного участка фронта, генерала Баха[18], дружили с ним, были с ним на ты и называли Володей. Не дождавшись возвращения Гиля, Шиндовский, Жиленков и Иванов выехали в Берлин выяснить создавшееся положение, а мы, остальные, остались в Лужках. Время шло медленно, нас все сторонились. Наконец полковник Гиль вернулся со своим полком в Лужки. Впечатление от строевых частей осталось неплохое, но когда вслед за ними на улицах появился целый обоз из крестьянских телег, нагруженный бабами и всяким крестьянским скарбом, вплоть до гусей, кур и уток, то впечатление от Дружины испортилось, от нее повеяло чем-то нехорошим.