Из этой его концепции вытекало и то, что в Освободительном движении могли принять участие граждане бывшей Российской империи, все, без различия политических и национальных интересов, исключая тех, кто продолжает оставаться на коммунистических позициях.
Таковы, в основном, были черты характера генерала Власова и таковы были его взгляды на Освободительное Движение Народов России, которое он задался целью организовать.
* * *Примерно через две недели после моего пребывания в штабе генерал назначил меня на освободившуюся должность коменданта штаба. Казалось, с этого же дня я должен был быть зачисленным в штат и на все виды довольствия. Но штаб командующего войсками восточных областей[22], которому подчинялась и наша дабендорфская школа, почему-то молчал. Сначала я не обратил на это внимания, но со временем стал беспокоиться; положение стало нетерпимым. Питался я в штабе за счет чужих пайков, что меня крайне стесняло, а помимо того, у меня была семья, которую не на что было содержать. Прошел томительный месяц без результатов.
Видя мои затруднения, генерал предложил мне помочь лично, но я, разумеется, должен был поблагодарить его и отказаться, ибо и он сам получал гроши. Не видя выхода, я вынужден был просить генерала отпустить меня, но, к счастью, при этом разговоре присутствовал ротмистр Деллингсхаузен, который посоветовал мне поступить в какую-нибудь немецкую воинскую часть, а оттуда Дабендорфу будет легко устроить мой перевод в школу пропагандистов.
Итак, попрощавшись со штабом, я пошел в Оберкомандо дер Вермахт (ОКВ) наниматься переводчиком. Там сначала и разговаривать со мной не хотели, но я попросил справиться у них же обо мне. (В 1942 году я работал по формированию РННА, а в 1943 — РОА.) В результате согласились принять меня переводчиком для отправки на фронт (по требованию Гитлера еще в 1942 году старых эмигрантов-переводчиков уволили, но нужда в них от этого еще больше возросла). Однако сразу после моего ухода туда позвонил Деллингсхаузен с просьбой назначить меня в Остпропаганда-Абтейлунг, что и было сделано. Итак, я опять вернулся на свое место коменданта, но официально числился переводчиком и получал небольшое жалованье. Когда же Власов стал Главнокомандующим и приступил к формированию КОНРа и РОА, он вызвал заведующего финансовым управлением профессора Андреева и приказал ему выплатить мне за все время моей службы разницу между тем, что я получал, и тем, что мне следовало получать по должности.
Прошу читателей извинить меня за столь сугубо частный вопрос, но я вынужден был это сделать, ибо, с одной стороны, он является характерным для того времени, а с другой стороны, он вносит ясность в мое положение при штабе, что для меня очень важно.
Власов о себе
В прошлой главе я упомянул, что Андрей Андреевич в своих беседах часто вспоминал прошлое, свою деревню и юность. Как-то вечером, когда молодежь разошлась и мы с ним остались одни, разговор зашел о возникновении революции в Петрограде в 1917 году. В связи с этим Власов стал вспоминать, как революция пришла к ним в деревню: Февральская революция, сказал он, почти во всей периферии выявилась безвластием, хаосом, и потом только организовалась власть на местах. Временное правительство так и не сумело освоить периферию и укрепить ее за собою. Время междувластия затянулось, и в дело включились коммунистические агитаторы и своими анархическими демагогическими призывами, как и щедрыми обещаниями, перехватили настроения народных низов. Так, например, у нас в Ломакине, как и в соседних селах, с падением власти царской администрации настало безвластие. Делами в деревне занялись местные старики, выбрав из своей среды старосту. И все шло хорошо, пока в деревню не прибыли большевистские агенты, которые стали науськивать народ на разные непристойности. Как-то крестьяне собрались на сходку, а в управлении, в красном углу, икона Спасителя заменена портретом Маркса. Старики один за другим входили и, не заметив перемены, сняв шапки, крестились на Маркса. Наконец приходит один запоздалый и, тоже сняв шапку, покрыл себя крестным знамением, а присутствующие ему говорят, чтобы он посмотрел, куда крестится. Пришедший, увидев в углу портрет Маркса, сначала остолбенел, потом, увидев в стороне икону, водворил ее на старое место. И тут выявился зачинщик, который до того молчал и молча заменил икону Марксом. Так продолжалось несколько раз. Маркс заменял икону, и икона Маркса, пока в дело не вмешались присутствовавшие и, отдав дань времени, оставили в красном углу красоваться Марксу. Это было начало, отсюда и пошло… Недалеко от нас было имение помещицы. Вдова-помещица была женщина добрая и отзывчивая и не раз помогала нашей сельской общине. Однако с началом революции она с дочерью уехала в Москву. И тут в дело вмешались пришельцы вожаки. Они подбили деревенскую молодежь, по принципу: грабь награбленное! — конфисковать имущество помещицы. Сказано — сделано. Привезли награбленное имущество в деревню поделить поровну между крестьянами, чтобы никого не обидеть и всех сделать соучастниками на всякий случай. А мужики, чтобы не быть причастными к ограблению, чуть свет запирали свои дома, уходили в поле и возвращались поздно вечером. Тогда парни еще с ночи поставили пикеты на дорогах и силой возвращали крестьян в деревню получить свою долю и только после этого разрешали выехать в поле. Так началось разложение деревни в семнадцатом году.