Весь этот рассказ, переданный местами в ироническом тоне, побудил меня дерзнуть спросить у А.А., что толкнуло его выступить против власти коммунистов, когда все другие советские генералы продолжают молча сидеть в лагерях. И Андрей Андреевич, многозначительно улыбнувшись, спросил: «Вы говорили, что вы родом из деревни?» — «Да, из очень бедной маленькой деревни в горах Закавказья», — ответил я. «Я тоже из деревни и из очень бедной многодетной семьи, — сказал он. — До семнадцатого года я революционными делами не интересовался, но когда революция настала, я ее поддержал и поддержал не только во имя интересов моих, нашей семьи, но и всех таких обиженных, как мы. И я вступил в Красную гвардию. Когда кончилась гражданская война и меня оставили в постоянном составе, военная служба пришлась мне по душе и я с головой окунулся в армейские дела. Прошло несколько лет, я подвинулся вперед по службе и поехал к родным в деревню в отпуск. Жизнь в деревне выглядела хуже, чем раньше, да и мои сверстники, с которыми вместе росли и играли, теперь избегают встречи со мною, а встретимся случайно, разговаривают со мной неохотно. Даже в прошлом любимая девушка, которой мечтал показаться в офицерской форме, и та стала меня избегать, правда, она была уже замужем. Я поговорил с отцом, а он всегда был человеком правых убеждений, и говорит: потому что ты теперь с ними. Я спрашиваю: с кем — с ними? — С теми, кто у нас хлеб отнимают. Обиженный и огорченный я вернулся из деревни и окунулся в свои дела. Военное дело было моим увлечением и моей стихией; я знал и чувствовал, что кругом творится не то, что нужно, но был уверен, что когда армия окончательно станет на ноги, она все выравнит. Ведь не для того, что получилось, делали революцию. И вдруг неожиданно вспыхнуло дело Тухачевского. Сначала арестовали и расстреляли его, а потом покончил с собой Гамарник и пошло и пошло. Каждый из нас чувствовал над головою Дамоклов меч и никто не знал, что делать. До того жили обособленно бирюками и к таким событиям не были подготовлены. На мое счастье, в 1938-м году меня откомандировали в Китай, в распоряжение нашего военного советника при Чан Кай-ши Черепанова. Очень скоро но моем прибытии туда, Черепанова отозвали и расстреляли, и я заменил его, а перед началом войны нас отозвали домой и я узнал, что целый ряд моих знакомых и друзей — командиров уже расстреляли. Расстреляли людей, которые никак не могли принимать участия в подпольных организациях, да их и не было. Так, например, арестовали моего приятеля Костю Рокоссовского и в тюрьме сломали ему несколько ребер и выбили ряд зубов, а он ни в каких организациях не участвовал. С этого момента я Сталина и его режим возненавидел, но началась война, и мне, как и другим, было не до Сталина. Тем более, что она началась тяжело для нас».