— И тогда господь послал нам старца, чтобы утолил он голод наш. Старец пошевелил пустой костер палочкой — и веришь? — где взялась в костре том печеная картошка. Много! Наелись досыта. И обул нас старик, и сказал своей жене, чтоб отвезла нас. Среди бела дня везла она нас на телеге, не таясь, ибо людям не дано было нас узреть — глядели они на нас и не видели.
В общем получилось что–то вроде «жития» святого Пантелеймона. Игорь поначалу слушал внимательно, с любопытством, а затем заскучал и, нахмурившись, начал рассматривать рану.
— Все ясно и п–понятно, — сказал он, когда Пантелеймон закончил рассказ. — Раз такое дело, с–спорить не будем. Иди–ка сюда. Поближе. Наклонись над ногой и слушай.
Игорь начал надавливать пальцем на опухшие места.
— Н–ничего не слышишь? Не хрустит?
— Нет.
— Что делать? К–кажется, я рано п–паниковать начал. При газовой гангрене, когда нажимаешь пальцем на опухоль, п–появляется слабый хрустящий звук. Давай–ка, Пантелеймон, отложим операцию на завтра. А? Н–не будем горячку пороть. Как ты думаешь?
— А я тебе чего говорил? На все божья воля.
— П–правильно. А пути господни неисповедимы… Тут у нас с тобой разногласий нет и не может быть. Значит, сеанс полевой хирургии откладывается до более точного диагноза.
На следующий день Игорь убедился, что опухоль вокруг раны не только не увеличилась, но даже как будто спала. Пантелеймона снова охватило сильное возбуждение. Он ликовал.
— Дошла моя молитва господу. Я ведь ночью молился за тебя, Игорь. Ты спал, а я молился.
— З–значит, еще одно чудо?
— А что же? Ты ведь резать ногу хотел. Все не веришь?
Игорь поднял на него смеющиеся глаза.
— А ну–ка, п–поковыряй в золе палкой… Поковыряй, поковыряй.
— Зачем?
— Как зачем? Может, там картошки п–печеной прибавилось. Старец ночью приходил и подбросил нам на п–пропитание…
Пантелеймон вздохнул, пристально, с суеверным страхом уставился на Игоря и тут же осклабился, глуповато засмеялся, понял, что тот пошутил.
— Что, не п–приходил божий старец? А было бы неплохо, з–знаешь, если бы он п–подбросил нам ведро картошки. М–между прочим, дядя, ты веселый человек, с тобой скучать не будешь. Как же ты в плен п–попал?
— Как… Поднял руки, немец ударил, выбил зубы. И повели меня…
— Это тоже чудом надо с–считать?
— А как же! Сколько людей возле меня было побито, а я, считай, один в окопе уцелел. Пулемет был рядом, начал косить немцев, а в него снарядом ка–а–к трахнет.
— Но ты–то с–стрелял? Убил хоть одного немца?
— Зачем? Нам нельзя людей убивать. Сказано — не убий. Стрелять — стрелял, потому как сержант заставлял. Только я так пулял, куда попало.
Точно принимая доводы Пантелеймона всерьез, Игорь утверждающе кивал головой.
— А что? — продолжал баптист. — Если бы все люди держались божьей заповеди, не убивали, то и войны бы не было.
Игорь снял с себя ремень и показал на пряжку.
— Знаешь, что здесь п–по–немецки написано? «С нами бог». У каждого солдата такая пряжка. И убивают! С божьей п–помощью. П–понял?
— Не говори так, не хули господа, — убежденно возразил Пантелеймон. — Они не истинной веры, они идолопоклонники. На рукотворные иконы молятся.
На этом их религиозный диспут закончился. Игорь давно уже догадался, что баптист лишь благодаря нелепой случайности оказался среди двух бежавших из лагеря советских военнопленных. И хотя он только мешал им, затруднял их путь к своим, они не бросили его. Жалели? Наверное, нет. Они были бойцы, им было не до жалости. Просто не могли поступить иначе: настоящий человек остается человеком в любых условиях. Это высшая проба. Но как жестока судьба в своем слепом выборе: те двое погибли, а никому не нужный, не умеющий и не желающий отомстить за товарищей, остался цел и невредим. Не убнй… Игорь не боялся смерти, но он боялся умереть, не отомстив. А мстить ему было за кого. Иногда ему казалось, что это отговорка, что он хитрит со своей совестью, подличает. Там, на поляне, совесть сказала свое слово, и сейчас он уже не стыдился чужого мундира. Только бы отомстить, только бы удалось снова получить в руки оружие.
— Давай, Пантелеймон, съедим п–половину картошки. Согласно твоему принципу: даст бог день, даст и п–пищу. Полежим здесь до вечера, в–вославим господа и — в путь.
Как Пантелеймон учуял в хозяине крайней хуторской хаты «брата во Христе» и какой между ними был разговор, это оставалось для Игоря неизвестным.
Они наткнулись на хутор, расположенный у самого леса, когда уже хорошо стемнело. Собиралась 1роза, молнии озаряли далекую тучу, гром рокотал едва слышно. Решили поискать на огороде картошки. Пантелеймон пополз вперед. Игорь нашел грядку с морковью и задержался возле нее, пока не набил полную пазуху. Пантелеймона не было слышно, но во дворе вдруг залаяла собака. Игорь притаился, выждал, пока собака успокоится, начал отползать к лесу. Там он поднялся, несколько раз тихо посвистел.