Подвыпившие власовцы, явившиеся в ту ночь к Василю Коморке, не знали, что в его клуне находятся чужие. Они приехали в хутор тайком от своего начальства и вовсе не с целью поисков бежавших советских военнопленных. Это были отпетые уголовники из батальона РОА, уже два дня квартировавшего в соседнем селе Добросанах. Навел их на баптиста местный деревенский вор: уголовники быстро узнают друг друга и находят общий язык. Грабить в селе почти на виду у начальства было опасно. Экспедиция в хутор обещала быть добычливой — местный коллега уверял, что у Василия Коморки, если его хорошенько потрясти, найдутся не только хорошие вещи, продукты, но и твердые доллары, пятерки царской чеканки. Решено было совершить грабеж под видом обыска. Ночь выпала как нельзя лучше — темень, гроза.
Трое солдат ввалились в хату:
— Слушай, хозяин, нам известно, что ты прячешь партизан. Говори правду! Ты баптист, бог тебя накажет, если соврешь. Все равно мы перевернем все вверх дном и найдем.
Василь Коморка не был подлецом, он был трусом. К тому же он решил, что кто–то донес на него и отказываться бесполезно.
Признание хозяина, что в его клуне ночуют два неведомых ему странника, привело власовцев в замешательство, однако они быстро сообразили, что арест подозрительных личностей будет хорошим поводом для «реквизиции». Что бы они ни отобрали у баптиста, он даже не. вздумает жаловаться.
— У них есть оружие?
— Что вы? Это несчастные, голодные люди.
— Знаем несчастных, голодных… Идем. Смотри — тихо! Спугнешь — голову оторвем и хату спалим. Вызовешь их, скажешь, что к соседям полицаи приехали, обыск. Мол, надо уходить.
Игорь проснулся с тем же чувством горькой непоправимой беды, что мучило его перед сном. Во дворе лаяла собака. Кто–то тихо успокаивал ее. Зазвенело кольцо на проволоке, и лай стал глуше. Видимо, собаку заперли где–то.
Во дворе были чужие… Игорь растолкал Пантелеймона.
— З–за нами п–пришли. Слышишь? Н–надо бежать. П–ползи. За мной.
— Что ты! Господь с тобой. Брат Василий…
— З–за мной, Пантелеймон! Если хочешь жить.
Послышался звук открываемого замка. Игорь уже был в углу стены. На той стороне внизу лежала винтовка. Он нащупал жердочку, к которой были привязаны нижние снопы соломенной крыши, поддел ее плечом и сорвал один конец со стропил.
— П–пантелеймон! Ко мне!
Заскрипела дверь. Игорь замер.
— Брат! Брат Пантелеймон! — плачущим голосом позвал хозяин.
— Что, брат Василий?
— Иди сюда. Скорей! Приятеля буди.
— Игорь, где ты?
Собака продолжала лаять, слышно было, как она скребет лапами дверь. Хозяин был не один…
Игорь налег на жердочку, поднял край соломенной крыши, перевалился через стену, прыгнул вниз. Он ушиб раненую ногу и свалился на бок, но, к счастью, пальцы тотчас же нащупали ложе винтовки.
— Вот он! Прыгнул. Сюда! — раздалось совсем близко.
Послышался топот ног. Из–за угла показалась едва различимая в темноте фигура. Игорь ожидал этого момента. Не поднимаясь с колен, вскинул винтовку, выстрелил. Вспышка на мгновение озарила пряжку ремня, пуговицы мундира.
Игорь вскочил, побежал к лесу.
Позади кто–то вопил нечеловеческим голосом, матерился. Прогремели два выстрела. Игорю показалось, что обе пули прошли через его тело, но он бежал, не падал и почему–то не чувствовал боли. Вот ветви ударили в лицо, оцарапали кожу. Выставив вперед руки, уклоняясь от деревьев, Игорь пробежал еще метров сто.
Остановился. Тяжело дыша, ощупал себя. Нет, не зацепило… Отер ладонью мокрое лицо. Снова ощупал грудь. Ага, морковь… Прислушался. Со стороны хутора доносились истошные жалобные крики. «Бьют Пантелеймона. Бедняга! Теперь уже чудес не будет. Чудеса кончились…»
Игорь отдышался, вскинул ремень винтовки на плечо, заковылял в глубь темного леса.
Он знал, что в магазине нет ни одного патрона, что теперь винтовка только тяжесть, бесполезный груз. Но он знал также, что вопреки здравому смыслу будет тащить винтовку и только мертвый выпустит ее из своих рук.
32. Смерть без воскрешения
— Господин советник, где ваша помощница?
В голосе штурмбаннфюрера не чувствовалось иронии, это был деловой вопрос.
— Ева находится в служебной поездке.