— Туда нельзя, Стефа, — произнес наконец Юрко, тяжело дыша. — Не пущу! Туда нельзя… Там — смерть!
2. Той же ночью
Оксану вызвали внезапно, ночью. Посланный Горяевым офицер нашел ее на запасном полевом аэродроме. В комбинезоне, с парашютом за плечами, она ждала своей очереди на самолет, выделенный для ночных тренировочных прыжков. Провожатый оказался неразговорчивым, но Оксана и не пыталась расспрашивать, она догадалась, что означает этот срочный вызов: ее отдых, учеба кончились, начинается работа…
Шофер отчаянно гнал машину по темной дороге навстречу дождю и ветру, и через час их забрызганный грязью до самого брезентового верха вездеход запрыгал по булыжной мостовой районного городка, всего лишь неделю назад освобожденного советскими войсками. Здесь в полуразрушенном здании сельхозтехникума расположился со своим «хозяйством» полковник Горяев, не желавший далеко отставать от фронта.
Часовой у входа загородил им дорогу, но, узнав провожатого Оксаны, молча отступил в сторону, растворился во влажной темноте. За дверями второй часовой мигнул фонариком и также молча пропустил. Тут, в вестибюле, стоял тяжелый запах сырой одежды, распаренной кожи обуви, слышался храп спящих на полу людей. В далеком углу слабо освещенный огоньком каганца связист монотонно повторял в трубку: «Тучка», «Тучка», я — «Гром»…»
Спотыкаясь о чьи–то ноги, они прошли в коридор. Офицер, шаря по стене, нашел дверь, открыл ее без стука, и Оксана увидела большую комнату, освещенную двумя керосиновыми лампами «молния». Девушка перешагнула порог, оставшийся в коридоре провожатый притворил за ней дверь.
Окна комнаты были плотно заделаны черной бумагой. На стене висела огромная карта европейской части Советского Союза с густо натыканными бумажными флажками на булавках, обозначавшими линию фронта, тянувшуюся сверху вниз от Баренцева до Черного моря. Оксана невольно задержала взгляд на флажках. Она знала, на какие рубежи вышли советские войска, но ей было радостно еще раз удостовериться, что линия фронта от Мозыря до Каховки проходит по Днепру. У самого Киева! А всего два месяца назад…
Горяев сидел в углу за письменным столом, просматривал бумаги в папке. Верхний свет продолговатым серебристым пятном выделял седую прядь в его темных, гладко зачесанных волосах. Увидев разведчицу, он торопливо поднялся, вышел навстречу и крепко пожал обеими сухими, горячими руками ее маленькую холодную руку.
Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза. Глаза Горяева ничего не таили, не обманывали. Он, видимо, не мог подавить в себе тягостное чувство, возникавшее у него в душе каждый раз, когда ему приходилось посылать кого–либо из подчиненных играть в прятки со смертельной опасностью. А стоявшая перед ним разведчица была его любимицей… Губы Оксаны дрогнули, она благодарно кивнула головой и отвела взгляд. Она благодарила начальника за добрые чувства.
Горяев понял, облегченно вздохнул, выпустил ее руку.
— Вот что произошло… — сказал он озабоченно и грустно. — Вчера ночью возле Ровно самолет неизвестной принадлежности сбросил парашютистку. При ней была рация. Парашютистка захвачена бойцами нашего партизанского отряда специального назначения. По национальности она полька или украинка. Настроена фанатично. Назвала себя Геленой. Возможно, это не имя, а кличка. На остальные вопросы отвечать отказывается. Однако есть основания считать, что она послана на связь к находящемуся в Ровно гитлеровскому чиновнику, некоему Томасу Хауссеру.
Продолжая говорить, полковник сдвинул набок стопки книг и карты на стоявшем посреди комнаты большом овальном столе, покрыл освободившийся край белой скатертью и, словно бог знает какие яства, поставил на него тарелки с черным хлебом, колбасой, повидлом.
— Да, имеются основания полагать, что Гелена послана не к кому–нибудь другому, а именно к Томасу Хауссеру, — повторил полковник, наливая из термоса в алюминиевую кружку дымящееся какао, и добавил другим, заботливо–тревожным тоном: — Садитесь, выпейте горяченького, боюсь что простыли в машине…
Оксана сняла сырой кожаный шлем, отхлебнула из кружки. Какао было горячим, душистым, тепло после каждого глотка волной шло по телу. Только сейчас девушка почувствовала, как она озябла. Однако ее мысли уже были заняты другим. Ровно… Гаулейтер Восточной Пруссии и Украины Эрих Кох объявил этот город столицей Украины. Что значит «самолет неизвестной принадлежности»? Не наш и, конечно, не немецкий: зачем гитлеровцам сбрасывать парашютиста над занятой ими территорией! Следовательно — самолет союзников. Гелена… Очевидно, не пройдет и двух дней, как она, Оксана, станет этой Геленой. Почему парашютистка союзников боится советских партизан? Что ей нужно от Хаус–сера? Кто такой Хауссер? Может быть, он агент союзников?