Заарин стоял у большого костра, в котором лежали девять камней, привезенных им с девяти гор байкальского побережья. Рядом был поставлен чан с водой из девяти рек, притоков Священного Байкала.
Сын татарского хана Галсан, обнаженный по пояс и босой, стоял поодаль. Рядом с ним на земле лежали его оружие и лучшая одежда. Заарин объяснил Галсану, какую почетную роль он будет исполнять в сакральном обряде. Тот сохранял внешнее спокойствие и не утратил пока достоинства. Его не держали, но за спиной его находилось десять бойцов с обнаженными кривыми саблями в руках. В двух шагах от них один из воинов держал за узду оседланного Савраса.
Заарин не отреагировал на появление Чингисхана, но, как только тот со свитой остановился неподалеку, железными щипцами вынул из костра поочередно все девять камней и опустил их в чан. Спустя минуту вода в чане бурно закипела.
Заарин кивнул страже, а сам, что-то прошептав, бросил в кипяток пихтовой коры и связку сухой травы. Тем временем двое стражников повели к костру ханского сына, подхватив его под руки. Тот шел сперва спокойно, но, чуть не дойдя до чана, заартачился.
— Нет! — выкрикнул Галсан, пытаясь освободиться, но стражники вывернули ему руки за спину и заставили успокоиться.
Заарин непонятно откуда взявшимся ножом срезал с головы пленника прядь черных волос и бросил ее в чан. Галсан вздрогнул, вероятно предчувствуя более страшное продолжение. Предчувствие его не обмануло. Уже спустя минуту срезанные с его головы оба уха варились в котле…
Высокородный пленник, утратив всякое достоинство, визжал, как женщина, когда уверенными, расчетливыми ударами заарин отсекал ножом по среднему пальцу с каждой его руки и ноги. После того как пальцы оказались в котле, четверо стражников, пачкаясь в крови, растянули распластанное на земле тело пленника за руки и за ноги. Тот вдруг перестал кричать.
— Скорее делай то, что должно, боо… — сказал он спокойным голосом.
Заарин склонился над ним, и когда стражники, одновременно отпустив его конечности, отскочили в стороны, шаман одним молниеносным и точным ударом пронзил ханскому сыну сердце. Пленник умер мгновенно.
— О Эрлен-хан, владыка Царства Мертвых, прими мою жертву! — отбросив нож, закричал заарин. — О черные тэнгри — небожители Востока, помогите мне!
И тут же по одному его кивку воины подхватили мертвое тело, подняли его над чаном, и без того утратившая прозрачность кипящая вода сделалась черной…
Пока тело ханского сына обмывали, а потом одевали в его лучшие одежды, заарин принес в жертву коня. Привычно орудуя ножом, он извлек из туловища лопатку, долго всматривался в нее, а затем, потрясая ею над головой, закричал, глядя не на Чингисхана, а в небо:
— О Вечное Синее Небо, слава тебе! Чингисхан, владыка, твои воины завоюют половину мира! Глава тебе, богдо!
Ханского сына в полном вооружении и боевого Савраса под седлом похоронили в разных, заранее вырытых могилах.
Только после всего этого заарин подошел к Чингисхану и с поклоном протянул некий предмет, завернутый в тряпицу.
— Что это? — спросил Чингисхан.
— Трубка, мой повелитель, раскури ее. Так делают родственные нам племена, много лет назад ушедшие с берегов Байкала в Новый Свет за ледяными морями. Они славятся своими сильными шаманами, а дымящаяся трубка с табаком помогает им в ворожбе. Когда-то в молодости я ходил в их земли и девять лет учился у самого могущественного из их боо…
— Как это раскурить? — спросил Чингисхан, вертя в руках трубку с длинным мундштуком. — Я не понимаю…
Заарин объяснил.
— Только не вдыхай дым в себя, — посоветовал он. — С непривычки тебе станет плохо.
Пожав плечами, Чингисхан высек искру из огнива, раскурил уже набитую табаком трубку и все-таки закашлялся.
— Ну и зачем все это? — спросил он, выдыхая дым в небеса. — И где твое обещанное войско, боо?
— Смотри! — Заарин повел рукой.
Никто сразу этого не заметил, но с того самого момента, как Чингисхан закурил трубку заарина, множество теней замелькало в предрассветных сумеречных небесах, закружилось в смутном дьявольском танце. И вскоре первые лучи восходящего солнца осветили по правую от владыки руку тьмы и тьмы хорошо вооруженных всадников, а перед их строем гарцевал на своем мертвом Саврасе только что принесенный в жертву сын татарского хана Галсан. Играючи он подскакал к Чингисхану, легко спрыгнул с коня и, склонив голову, сказал:
— Мои воины ждут твоего приказа, владыка!
— Сколько вас? — спросил не слишком удивленный Чингисхан. Вероятно, он и ожидал от сильного шамана нечто подобное.