— О Вечное Синее Небо, слава тебе! Чингисхан, владыка, твои воины завоюют половину мира! Глава тебе, богдо!
Ханского сына в полном вооружении и боевого Савраса под седлом похоронили в разных, заранее вырытых могилах.
Только после всего этого заарин подошел к Чингисхану и с поклоном протянул некий предмет, завернутый в тряпицу.
— Что это? — спросил Чингисхан.
— Трубка, мой повелитель, раскури ее. Так делают родственные нам племена, много лет назад ушедшие с берегов Байкала в Новый Свет за ледяными морями. Они славятся своими сильными шаманами, а дымящаяся трубка с табаком помогает им в ворожбе. Когда-то в молодости я ходил в их земли и девять лет учился у самого могущественного из их боо…
— Как это раскурить? — спросил Чингисхан, вертя в руках трубку с длинным мундштуком. — Я не понимаю…
Заарин объяснил.
— Только не вдыхай дым в себя, — посоветовал он. — С непривычки тебе станет плохо.
Пожав плечами, Чингисхан высек искру из огнива, раскурил уже набитую табаком трубку и все-таки закашлялся.
— Ну и зачем все это? — спросил он, выдыхая дым в небеса. — И где твое обещанное войско, боо?
— Смотри! — Заарин повел рукой.
Никто сразу этого не заметил, но с того самого момента, как Чингисхан закурил трубку заарина, множество теней замелькало в предрассветных сумеречных небесах, закружилось в смутном дьявольском танце. И вскоре первые лучи восходящего солнца осветили по правую от владыки руку тьмы и тьмы хорошо вооруженных всадников, а перед их строем гарцевал на своем мертвом Саврасе только что принесенный в жертву сын татарского хана Галсан. Играючи он подскакал к Чингисхану, легко спрыгнул с коня и, склонив голову, сказал:
— Мои воины ждут твоего приказа, владыка!
— Сколько вас? — спросил не слишком удивленный Чингисхан. Вероятно, он и ожидал от сильного шамана нечто подобное.
— Без малого два тумена.
Владыка улыбнулся:
— Хорошо, Галсан, вернись в строй.
Когда ханский сын ускакал к своим, Чингисхан повернулся к заарину:
— Благодарю тебя, боо, ты выполнил свое обещание. Но кто они, мои новые всадники?
— Боохолдои, мой повелитель, — ответил шаман. — Духи убитых тобой врагов и твоих собственных погибших воинов.
— А каковы они в бою, эти боохолдои?
— Они не знают страха и жалости. Ведь это качества живых, мой повелитель. Мертвецам ли бояться смерти?
— Хорошо, боо… А возможно ли увеличить мою армию вдвое?
— Хоть вчетверо! С каждой новой битвой армия мертвецов будет расти!
— С подобной армией я завоюю мир! — воскликнул Чингисхан.
— Прости, мой повелитель, белые тэнгри Запада не позволят тебе этого сделать. Но полмира будут лежать у твоих ног!
— А как управлять боохолдоями?
— Трубка, вот табак к ней. — Заарин протянул небольшой мешочек. — Стоит только тебе раскурить эту трубку, боохолдои Нижнего мира слетятся на ее дым.
— Но табака мало, — взвесив в ладони мешочек, сказал Чингисхан.
— На половину мира вполне достаточно, мой господин, — произнес заарин с улыбкой…
Вот что писал Герберт Куэйн в книге «Великие завоеватели и авантюристы»:
«Осенью 1213 года Чингисхан посылает три армии в разные концы Китайской империи. Одна из них, под командованием сыновей Джучи, Чагатая и Угэдея, направилась на юг. Другая под предводительством братьев завоевателя двинулась на восток к морю. Сам Чингисхан и его младший сын Толуй во главе основных сил выступили в юго-восточном направлении.
Первая армия продвинулась до самого Хонана и, захватив двадцать восемь городов, присоединилась к Чингисхану на Великой Западной дороге.
Армия под командованием братьев захватила провинцию Ляо-си, а сам Чингисхан закончил свой триумфальный поход лишь после того, как достиг морского скалистого мыса в провинции Шаньдун…
Ойратов с берегов Байкала с Великим Завоевателем не было, но армия мертвецов-боохолдоев, бесстрашных и безжалостных, лавиной катилась впереди его войск, уничтожая на своем пути все живое…»
«ЧЕРНЫЙ» ПОНЕДЕЛЬНИК
13 июня 2011 года
Глава 1
ЗААРИН-БОО
100 лет назад. Улус Хандабай
— Мэндэ амар, богдо Баташулуун! — Гомбо Хандагуров низко склонил голову. — Пусть Высокое Небо, отец, и Широкая Земля, мать, даруют благополучие тебе и твоему роду!
— Сайн байна, Гомбо. — Баташулуун Шагланов кивнул. Он пил чай, сидя на вытканном девятью разными цветами ковре, застилающем земляной пол юрты.
Хотя в его приветствии звучало приглашение к чаю, его-то как раз он гостю и не предложил. Присесть рядом — тоже. Это нарушало все мыслимые обычаи, испокон веков принятые среди бурят, но на то были свои причины.
— Зачем ты пришел, Гомбо? Я тебя не звал.
— Ты мой найжи, — снова поклонился Гомбо, — ты не можешь отказаться выслушать меня.
Имя Баташулуун переводится с бурятского языка как «твердый камень». Он был заарин, то есть величайший шаман, прошедший все девять возможных ступеней посвящения. И он действительно был найжи, крестный отец и учитель, посвятивший Гомбо в хаялгын-боо, дающее право приносить кровавые жертвы белым бараном, что соответствовало третьей ступени шаманской иерархии. По неписаному закону Баташулуун действительно не мог отказать Гомбо в помощи, однако…
Полгода назад во время обряда посвящения Баташулуун, как всегда, выверенным ударом заколол белого жертвенного козла. Он спустил его кровь над жертвенным таганом с кипящей водой из девяти источников, с лежащими на дне девятью камнями с девяти гор. Затем он столь же уверенно и скоро разделал тушу и извлек из нее лопатку, по которой найжи узнает о будущем своего крестника.
Едва взглянув на лопатку, заарин изменился в лице. Он увидел то, что на короткое время выбило его из колеи. Однако вскоре он взял себя в руки, достойно довел обряд посвящения до конца, но на следующий день сам отыскал новопосвященного хаялгын-боо и запретил ему не только входить в свою белую юрту, но и вообще попадаться ему на глаза…
Но несмотря ни на что, Баташулуун Шагланов оставался найжи. Он едва заметно кивнул:
— Говори.
— Разреши задать тебе вопрос.
— Спрашивай.
Гомбо вдруг поднял голову и дерзко посмотрел заарину в глаза.
— Что ты прочел по жертвенной лопатке на моем посвящении, богдо?
Баташулуун был удивлен тем, что молодой наглец смеет смотреть в глаза заарину! Однако… Впрочем, лицо его продолжало сохранять абсолютное спокойствие. Шаман, просветленный разумом, коему открыты тайны загробного мира и мира духов, легко сумеет совладать с человеческими эмоциями.
Баташулуун усмехнулся:
— Я скажу только то, что скажу.
— Я внимаю, богдо.
Более Гомбо глаз не поднимал.
— По праву рождения ты обладаешь сагаанай удха, то есть на роду у тебя написано стать белым шаманом, как все твои предки по материнской линии.
— Это так, богдо.
— Ты станешь черным шаманом, Гомбо.
Тот удивленным не выглядел, напротив. Слова найжи, вероятно, лишь подтвердили его собственный уже сделанный выбор.
— Это не есть сээр, — сказал он.
— Да, греха в этом нет, но и хорошего мало. — Баташулуун отставил в сторону пиалу с остывшим чаем. — Говори, Гомбо, зачем ты пришел, и уходи. Мое время мне не принадлежит.